Любовь в ритме танго

Я ждала выхода на пенсию, чтобы вернуться к работе над текстом. Я наивно верила в эту возможность, не подозревая, что кому-нибудь еще могло прийти в голову опередить меня и написать книгу по этой же теме. Хотя Реконкиста — предмет деликатный, во время франкизма при разговоре о ней приходилось замолкать, конечно, хотя сам франкизм, ссылаясь на Реконкисту, оправдывал гражданскую войну, но я все же продолжала верить, что никто не решится писать об этом… Но нет. В 1965 году я увидела в одном журнале рецензию книги, которая называлась примерно так: «Вопрос о пополнении населения во время Реконкисты». Это была докторская диссертация двух бородатых ребят, очень ловких и симпатичных, которым недоставало фактов, по которым я консультировалась во многих церковных архивах и других источниках, и которые они упустили, так что я им позвонила. Я позвонила этим двоим, чтобы добавить в их исследование свой материал, потому что не забыла свою работу за столько лет. Мы с ними увиделись, они очень хорошо приняли меня, хотя я их сильно обманывала. Я никогда не была коммунисткой, а они были… Впрочем, месть без выгоды — самая удачная месть, это я знаю. В любом случае, мы работали вместе много месяцев, и во второй редакции их книги мое имя стояло на обложке. Оно было указано не с именами авторов, а маленькими буквами, под их фамилиями, там было написано «в сотрудничестве с преподавателем Соледад Маркес». У меня в жизни было много иллюзий, иногда я очень хотела сесть в поезд и уехать куда глаза глядят, чтобы больше никого не видеть.

— Тебе не слишком везло. Верно, бабушка?

Она нахмурила лоб, как будто ей было трудно придумать простой ответ на этот вопрос, она сомневалась каждый раз перед тем, как ответить мне. Меня удивлял и поражал в то же время поток сведений, которые вливались в мои уши. Я не понимала настоящей силы моей бабушки, неистощимой силой ее тела, худого и истощенного. Она была очень молода духом.

— Ну… Я не знаю, что тебе сказать. С точки зрения истории нет, мне не повезло, потому что я потеряла все. Я потеряла мою семью, потеряла работу, потеряла дом, друзей, вещи. Вещи очень важные, маленькие вещички, подарки, любимые платья, памятные пустячки, привезенные из поездок, или подаренные мне на праздники… Это такая малость, это невероятно, но если смотреть с другой стороны, то это подобно потере памяти, уничтожению собственной личности, как тогда, когда ты перестаешь быть собой, чтобы стать кем-то другим. Я проиграла войну. Ты не знаешь, что это такое, никто не знает… Из-за войны я потеряла город, в котором родилась, страну, в которой жила, время, в котором воспитывалась, мир, к которому принадлежала. Я потеряла все, и, когда огляделась вокруг себя, ничто не было моим, я ничего не могла узнать, я чувствовала себя сбитым с толку солдатом. Понимаешь? Когда я говорю, что не была со своими, это значит, что я перестала видеть, куда иду, я оказалась в незнакомом мире, много лет я жила среди чужих. Я потеряла мужа, я бы хотела умереть вместе с ним, это вовсе не красивая фраза. Я клянусь его памятью, которая единственная свята для меня, я клянусь тебе, моей внучке, что предпочла бы умереть, а не пережить его. Мне было только тридцать лет, но, если бы мне было позволено, я бы умерла вместе с ним, но я жива. Я жила без желания жить много лет, я каждое утро поднималась с постели и возвращалась в нее, ничего не ожидая, зная, что она пуста. Я могла только работать, есть, вести хозяйство и спать, всегда одно и то же, до самой смерти… Теперь, когда я состарилась, я понимаю, что не могла бы променять свою жизнь ни на чью другую.

Взгляд бабушки нескольких минут блуждал по комнате: она смотрела на потолок, не останавливаясь ни на чем конкретном. А потом она посмотрела на меня, она была теперь мне ближе, чем когда-либо раньше. Бабушка улыбнулась.

— Ты не понимаешь, правда?

— Нет, — ответила я.

— Ты еще очень молода, Малена, невероятно молода, но при этом думаешь, что все знаешь. Когда ты станешь такой же старой, как я, ты поймешь. В мире много людей, которые никогда за всю жизнь не были счастливы, понимаешь? В твоем возрасте в это трудно поверить. Было бы очень много самоубийств, если бы люди узнали, что их ждет в будущем. Многим не везет даже в самых простых вещах, никогда, никогда, например, кто-то полюбил сладкое — хлоп, у него диабет, совершеннейшее несчастье. Я не из таких людей, мне везло, очень везло. Мое падение было таким сильным, но мне удалось выстоять. И я теперь на коне.

Мне не понравились ее слова, недостойные такой упрямой и сильной женщины, сумевшей справиться со всеми невзгодами.

— Эта позиция сходна с мыслью о христианском самоотречении, разве не так?

— Я так не думаю, — сказала бабушка и рассмеялась. — Это позиция старой женщины, которая говорит с маленькой внучкой.

И тут я рассмеялась вместе с ней.

* * *