В ноябре Маяковский один на неделю отправляется в Париж, посещает мастерские художников Пикассо, Делоне, Брака, Леже, Барта, выставку «Осенний салон», парижские театры «Майоль», «Альгамбра», «Фоли бержер». Встречается со Стравинским, с режиссером Жаном Кокто, присутствует на похоронах Марселя Пруста и на заседании Палаты депутатов, осматривает аэродром Бурже и др.
В декабре после возвращения в Москву Маяковский выступает в Политехническом музее с докладом «Что делает Берлин?» и «Что делает Париж?». Зал набит битком, все билеты проданы. Лиле, по просьбе Маяковского, оставляют место, она с трудом попадает в зал, прорываясь через толпу тех, кому повезло меньше. И чем дальше слушает, тем больше удивляет ее то, что она слышит: «Под гром аплодисментов вышел Маяковский и начал рассказывать – с чужих слов. Сначала я слушала, недоумевая и огорчаясь. Потом стала прерывать его обидными, но, казалось мне, справедливыми замечаниями.
Я сидела, стиснутая на эстраде. Маяковский испуганно на меня косился. Комсомольцы, мальчики и девочки, тоже сидевшие на эстраде, свесив ноги, и слушавшие, боясь пропустить слово. Возмущенно и тщетно пытались остановить меня. Вот, должно быть, думали они, буржуйка, не ходила бы на Маяковского, если ни черта не понимает… Так они приблизительно и выражались.
В перерыве Маяковский ничего не сказал мне. Но Долидзе, устроитель этих выступлений, весь антракт умолял меня не скандалить. После перерыва он не выпустил меня из артистической. Да я и сама уже не стремилась в зал. Дома никак не могла уснуть от огорчения».
На вторую лекцию – о Париже – Лиля не пошла. Лекция имела бешеный успех – снова битком набитый зал, но на этот раз никто не прерывает выступления. Маяковский рассказывает о блестящем, ослепительном роскошном Париже (особенно по сравнению с проигравшим в мировой войне и вынужденном платить огромные репарации Берлином): «Даже тиф в Париже (в Париже сейчас свирепствует брюшной тиф) и то шикарный: парижане его приобретают от устриц». Но не забывает добавить, что «в нашей буче, боевой кипучей – и того лучше»: «Только в поездке по Европе, в сравнении, видишь наши гулливеровские шаги. Сейчас Париж для приехавшего русского выглядит каким-то мировым захолустьем… Учись европейской технике, но организуй ее своей революционной волей – вот вывод из осмотров Европы».
Дома его ждет тяжелый разговор с Лилей: «Длинный был у нас разговор, молодой, тяжкий. Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Все кончено. Ко всему привыкли – к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. То и дело чай пьем. Мы тонем в быту. Мы на дне. Маяковский ничего настоящего уже никогда не напишет…
Такие разговоры часто бывали у нас в последнее время и ни к чему не приводили. Но сейчас, еще ночью, я решила – расстанемся хоть месяца на два. Подумаем о том, как же нам теперь жить.
Маяковский как будто даже обрадовался этому выходу из безвыходного положения. Сказал: „Сегодня 28 декабря. Значит, 28 февраля увидимся“, – и ушел».
Но тем же вечером он пишет ей: «Как любил я тебя семь лет назад, так люблю и сию секунду, что б ты ни захотела, что б ты ни велела, я сделаю сейчас же, сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.
Я сижу в кафе и реву. Надо мной смеются продавщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою.
Я пишу только о себе, а не о тебе, мне страшно думать, что ты спокойна и что с каждой секундой ты дальше и дальше от меня и еще несколько их и я забыт совсем».
И все же Лиля Юрьевна полна решимости выдержать эту двухмесячную разлуку, чтобы «жить вместе по-новому».
Владимир Владимирович живет в своей комнате на Лубянке. Он пишет для Лили дневник, там есть такие слова: «Любовь это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все пр. Любовь это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться в этом во всем. Без тебя (не без тебя „в отъезде“, внутренне без тебя) я прекращаюсь. Это было всегда, это и сейчас». Они с Лилей пишут друг другу письма. («Не могла не ответить, слишком сильно любила его», – признается Лиля.) Наконец, он напишет поэму «Про это»:
Снова – вместе и снова – порознь.