Вдруг вспомнил я, что на развале в Венеции на Гранд Канале купил шапчонку за гроши.
Чужая голова — потёмки, но не для красочной шапчонки с помпоном красным! Сильный стиль! Кокетливая, как девчонка, родной ты стала, как сестрёнка, мелькала, словно флаг, на съёмках, когда рождался новый фильм.
Жила ты у меня в кармане, нам было вместе хорошо.
Лысели оба мы с годами, но тут тебя я обошёл.
Познала ты мои секреты, и помышленья, и обеты, что удалось — не удалось, мои вопросы и ответы, тебе известно всё насквозь.
Ты на башке сидела ловко с самосознаньем красоты.
А сколь пуста моя головка — про это знали я да ты.
Меня всегда ты покрывала в обоих смыслах. В холода, как верный друг, обогревала, со мною ты была всегда.
Себя я чувствую моложе, когда на кумполе помпон.
А мне твердят со всех сторон: такое вам носить негоже, мол, на сатира вы похожи, а умудрён да убелён.
Но мне солидность не по нраву, мне райской птицей не бывать.
В стандартную не вдеть оправу...
А может, нечего вдевать?
К свободе дух всегда стремился, повиновенья не сносил.
Ужель лишь в шапке проявился бунтарский мой, шершавый пыл?
Р. 5. Пора кончать стихи о шмутках, пора переходить к делам, забыв о худосочных шутках и баловстве не по годам.
В старинном парке корпуса больницы, кирпичные, простые корпуса.
Как жаль, не научился я молиться, и горько, что не верю в чудеса.
А за окном моей палаты осень, листве погибшей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен, принять несправедливость не могу.
Что мне теперь до участи народа, куда пойдёт и чем закончит век?
Как умирает праведно природа, как худо умирает человек.
Мне здесь дано уйти и раствориться. Прощайте, запахи и голоса, цвета и звуки, дорогие лица, кирпичные простые корпуса.
Вышел я из стен больницы, мне сказали доктора: надо вам угомониться, отдыхать пришла пора.
Не годится образ жизни тот, что прежде вы вели.
В вашем зрелом организме хвори разные взошли.
Мы продолжим процедуры, капли, порошки, микстуры, цикл вливаний и уколов, назначаем курс иголок, — последим амбулаторно, чтобы вам не слечь повторно.
Мы рекомендуем также, хоть морально тяжело, чтоб не поднимали тяжесть больше, чем в одно кило.
Не летайте самолётом, плыть нельзя на корабле, отгоняйте все заботы, крест поставьте на руле...
Вам не надо ездить в горы, ни на север, ни на юг, лучше не купаться в море — можно захлебнуться вдруг.
Очень бойтесь простужаться, вредно кашлять и чихать. Может кончиться ужасно, даже страшно рассказать.
Пить теперь нельзя вам кофе, не советуем и чай, ведёт кофе к катастрофе, как и чай, но невзначай.
Позабудьте про мясное, про конфеты, про мучное, про горчицу, уксус, соль — только постный пресный стол.
Исключите пол прекрасный, алкоголя ни гугу.
Вам и самому всё ясно, эти радости — врагу!
И два слова о работе: фильм придётся отложить или сразу вы умрёте.
А могли б ещё пожить.
Дело в том, что в нервотрёпке — что для вас смертельный риск — на кого-то наорёте, и немедля вдарит криз.
Значит, так: не волноваться, ерундой не раздражаться, ни за что не горячиться, а не то опять в больницу.
Пусть всё рушится и тонет, главное — хороший тонус!
И не нарушать запретов никогда, ни в чём, нигде.
Коль преступите заветы, прямо скажем, быть беде.
Интересный вышел фокус, тут, попробуй, разбежись!..
На хрена мне этот тонус и зачем такая жизнь?!
Есть тяжёлая болезнь, нет у ней диагноза. Протекает без болей, но, увы, заразная.
Самый главный её знак — крепкое здоровье.
Не подвержен ей слабак, тут без малокровья.
Нету сжатий головных и сердечных спазмов.
Нет и слабостей иных — слёз или маразма.
Первоклассен организм (лучшее давление!) излучает оптимизм и пищеварение.
Чем сытней набит живот, тяжелее случаи.
Этот вирус сам растёт от благополучия.
Крепок глаз, быстра нога и железны нервы...
В очереди на блага он, конечно, первый.
Тут нахрапистость важна, пусть одна извилина.
Пусть прямая! Но она невозможно сильная.
Есть ещё один симптом: локоть очень острый.
Ну, а вроде в остальном не похож на монстра.
Эпидемия страшна, для больных удобна. Называется она комплексом апломба.