Любовь-весенняя страна

И жизнь утекает куда-то. Куда?

Куда и зачем утекает?

Кончается всё. Видно, я не пойму загадок, что мучают с детства.

И эти «куда-то», «о чём-то», «к чему» я вам оставляю в наследство.

КАПРИЗНАЯ ПАМЯТЬ

У памяти моей дурное свойство — любая пакость будет долго тлеть.

Хочу прогнать больное беспокойство, но не могу себя преодолеть.

Как в безразмерной «камере храненья», в сознанье чемоданы и мешки, в которых накопились оскорбленья, обиды, униженья и щелчки.

Не в силах изменить свою природу, я поимённо помню всех врагов. Обиды-шрамы ноют в непогоду.

К прощенью я, простите, не готов.

В самом себе копаюсь я капризно, на свалке памяти я чёрт-те что храню. Обидчиков повычеркав из жизни, я их в воображенье хороню.

Конечно, признавать всё это стыдно, и я раскрыл свой неприглядный вид.

Я очень плох! И это очевидно!

Моё сознанье — летопись обид! ³

Я летал над ночною землёй, занимались рассветные сумерки... Каркал голос — бесплотный и злой, будто я и судьба моя умерли.

Начинался меж тем новый день, захотелось мне с ним прошвырнуться. Нацепил я луну набекрень и гулял над Китаем и Турцией.

Я свободен от всех и от вся!

Не подумайте дурно, но с облака я на землю дождём пролился, а потом прогремел, словно колокол.

Пусть не прав я, пускай виноват.

Ну, пописал и пукнул нечаянно.

Но они ж из зениток палят!

Разве это сосуществование?

Тут цунами я с цепи спустил, то есть дул пред собой и покрикивал, мрак ужасный нарочно сгустил, пилотировал с воплями дикими.

Люди, бросьте меня донимать!

Дайте жить-поживать, как мне хочется. Просто в небе люблю я летать, среди звёзд, облаков, в одиночестве.

Лесная речка вьётся средь деревьев. Там, где мелеет, убыстряет ход.

Река несёт печальные потери, но неизменно движется вперёд.

В неё спускают всякие отбросы, живую душу глушит динамит.

Она лишь плачет и покорно сносит огромность угнетений и обид.

Петляет, изгибается, виляет, в препятствие уткнётся — обойдёт.

Но на реку ничто не повлияет, она обратно, вспять, не потечёт.

Встречая на своём пути плотину, речушка разливается окрест, так в правоте своей неукротима, как будто она Лена или Днестр.

Иные реки катятся в болото, иные испускают злую вонь...

В живой реке пленительные ноты, живой воды живительный огонь.

Опять прокол, падение, осечка.

Растёт утрат необратимый счёт.

Ты должен быть, как та простая речка, что знает своё дело и течёт.

* * *

Касса справок не даёт, фирма веников не вяжет. Нам всего недостаёт, нам всегда, везде откажут.

Запрещён проезд и въезд, всё, что нужно, дефицитно. Только кто-то что-то ест вкусно, дёшево и скрытно.

«Накось — выкуси» живём, главное для нас — бороться! Если ж плохо. Ясно, в том виноваты инородцы.

1987

САГА О ХОРОШЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

Он был хороший человек и знал, что он хороший!

И с этим знаньем прожил век, хорошестью обросший.

Совсем не глуп, но не умён и как-то неталантлив...

Но всё же что-то было в нём — воспитан и галантен.

Был в меру лыс и в меру тощ, и в меру толст, пожалуй.

А в общем, просто был хорош, отменный, право, малый.

С узбеком он всегда узбек, с татарином — татарин.

Он очень славный человек и компанейский парень.

В охотку пил, со смаком ел, коль в гости приглашали.

И барышни в свою постель его душевно звали.

Он в основном не делал зла, был, значит, положителен. Судьба его так берегла, что стал он долгожителем. Менялось всё в стране: момент, эпохи и формации, а он застыл, как монумент с «хорошей» репутацией.

Стал изрекать и излучать хорошесть то и дело.

И мне о нём стихи писать, пожалуй, надоело.

1996

ДЕТСКОЕ

Если все-все-все железные дороги взять и вытянуть в одну, а потом, собрав всё-всё здоровье, эту лестницу поставить в вышину — так, что в чёрной звёздной тишине прислонить верхушку лестницы к луне, за перила-рельсины держаться и по шпалам-перекладинам подняться. Вот откуда здорово плеваться!

1989

УХОДЯЩАЯ НАТУРА

Есть в кино рабочий термин — уходящая натура.

Мол, кончается цветенье, осень или половодье... Значит, надо эпизоды, что пришлись об эту пору, фильм спасая от закрытья, обязательно отснять.

Уходящая натура всем диктует график съёмок, задержать времён движенья не под силу никому.

Так сезоны отлетают, уступая новой смене, умирают, чтоб воскреснуть и вернуться через год.

Но хитёр я, старый съёмщик: географию меняя, я спешу на юг скорее, чтобы лето удлинить.

Мне случалось настигать за полярным кругом зиму, догонять весну и осень, листопад и снегопад.

Но однажды наступает очень грустное прозренье: уходящею натурой вдруг себя осознаёшь.

Только тут уж не поможет изменение пространства — север, юг, восток и запад мне спасенья не дадут.

1990

НА ПОКОЕ

Хотелось бы тихо и мирно стареть, журналы листать, в телевизор глазеть, сидеть на завалинке, обутым быть в валенки и старые кости на солнышке греть.

Но вместо того, чтоб спокойно сидеть, я должен, потея, куда-то лететь, забыв о завалинке, что я уже старенький и что меня запросто могут огреть.

С годами пора бы уже присмиреть, вздыхать и кряхтеть, вспоминать и пердеть, сидеть на завалинке, обутым быть в валенки и перед природою благоговеть.