Читаем Любовь во время карантина полностью

Вот пальцы были старческие с короткими ногтями, а чашка – удивительная. Из тонкого, прозрачного почти фарфора. Искусной выделки ручка венчалась маленькой розочкой, нежно-румяной и ажурной. Но боку у чашки красовалась еще одна розочка, уже нарисованная. Тося сжимала чашку, чуть отставив в сторону мизинец. Но не пила. Арина присмотрелась: в чашке ничего и не было.

– Кофе хочу, – призналась Тося. – Но если выпью, до утра куролесить буду. Вот сижу, сама себя обманываю.

– Чашка у вас огонь, – не удержалась Арина. – Антикварная?

– Дрезденский фарфор. Подарок старого друга, – уклончиво ответила Тося. – Ты мне лучше скажи: что у тебя приключилось?

Арина отложила ложку. Есть больше не хотелось.

– Я же вижу, ты сама не своя, – мягко улыбнулась Тося. – Иногда лучше поделиться с посторонним человеком. Душу облегчить.

– Ну какой же вы посторонний…

Тося фыркнула совсем по-девичьи.

– Хорошо, расскажи как любимой тетушке.

Слова так и вертелись на языке. Обидные, обиженные слова. В любой другой ситуации можно было бы наговорить их Нате в голосовое, а тут как быть? Только если посторонней любимой тетушке.

– У меня есть подруга, – начала Арина. – Ната. Ну, может мама вам рассказывала. Мы с ней очень близкие люди. На самом деле близкие. Так редко бывает. А вчера поссорились. Поехали вечером в бар, выпили немножко. Потом еще выпили. А потом к нам подсели парни. Познакомиться решили. Ната, вроде, против не была, я тоже. Мы разговорились. Один мне коктейль принес, попросил телефон. Ничего такого вообще!

Щеки пылали. Арина не привыкла рассказывать такое родственникам. Уж точно не маме. Но Тося смотрела со спокойным любопытством, совсем без осуждения, и Арина продолжила:

– Он прямо симпатичный такой был. Мне понравился. Денис, кажется. И вот мы с ним сидим, я ему показываю, как меня в инстаграме найти. И тут Ната встает, хватает меня за руку и уводит. Даже попрощаться не дала, представляете?

– Может, это был не очень хороший молодой человек? – уточнила Тося.

– Да нормальный он был. На врача учится. Просто Ната меня… – Арина вдохнула поглубже и выдохнула. – Заревновала она меня.

– Ты сама так решила? – Тося отставила чашку в сторону и сцепила пальцы.

Арина помотала головой.

– Я бы сама такого в жизни не придумала. Нет, она мне так сказала. Вывела из бара, прижала к стенке. И как давай на меня кричать. Ты, говорит, опять хочешь в какого-то идиота вляпаться, да? Собралась и дальше так жить? По инерции! Прямо так и сказала – жить по инерции. Я ей даже ответить ничего не успела. А она говорит: открой глаза! – Арина облизнула пересохшие губы, на них застыла мерзкая пленка от бульона. – Открой глаза… И наклонилась ко мне близко-близко. Я только спросила: на что открыть-то? А она посмотрела на меня так уничижительно. На нас, блин. Оттолкнула меня и ушла.

Повисла тишина. Арине показалось, что не только губы, но и вся она целиком покрылась липкой пленкой.

– И что же дальше? – спросила наконец Тося.

– Ничего. Я вызвала такси, поехала домой. Она мне, наверное, писала, но я ее заблокировала. Разозлилась сильно, не хотела обсуждать. И сейчас не хочу.

Тося покачала головой, спрятала лицо в ладонях.

– Знаешь, деточка, что-то я совсем утомилась. Пойду спать. Убери кастрюлю в холодильник, пожалуйста.

Поднялась на ноги и выскочила из кухни, только домашний халат зашуршал. Арина сунула кастрюлю на верхнюю полку, пошла в ванную, ужаснулась мешкам под глазами, поплескала в лицо холодной водой. Спать не хотелось, но стоило раздеться и залезть под плед, как Арину словно выключило. Она спала без сновидений, будто провалилась в яму, пока ее осторожно не потрясли за плечо.

– Пойдем, поговорим. И домой поедешь, – сказала ей Тося.


Пока Арина натягивала джинсы и футболку, тетка успела сварить кофе – плотный аромат наполнил всю кухню – и разлить его по чашкам. Арине – в белую с маленькими сердечками, себе – в фарфоровое роскошество. Села напротив Арины, поднесла чашку к лицу, вдохнула аромат и осталась сидеть так, зажмурившись. Арина поерзала. Ей было неловко. И за свой приезд, и за вчерашние откровения. Хотелось свалить поскорее, но Тося сделала первый глоток и сказала:

– Знаешь, что это за чашка?

– Дрезденский фарфор, – вспомнила Арина. – Подарок друга. Вы вчера рассказывали.

– Да, только не друга, а подруги, – проговорила Тося. – Ее звали Шурка, мы с ней работали в одном техникуме. Она учила первым ЭВМ, а меня туда отправили обновлять библиотеку. Начало восьмидесятых. Мне было двадцать шесть, в техникуме готовили кадры на все заводы союза. Одних мужчин, разумеется. Когда меня к ним направили, родители были так счастливы, что на все лето укатили в Сочи вместе с моей младшей сестрой. Твоей мамой то есть. – Тося улыбнулась. – Технари вокруг меня вились – еще бы, новенькая и молодая. Один все цветы таскал, до дома хотел проводить, я отшучивалась. А потом его сватанья так меня достали, что я на него наругалась. Грубо наругалась. Прямо на крыльце техникума.

Арина ухмыльнулась. По щекам тетки разошелся румянец, она будто помолодела лет на двадцать. И стала совсем уж красавицей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза