Любовь вслепую

Я боялась вставать, делать шаги, есть, боялась смотреть в окно. Я существовала как человек, лишенный иммунитета, страшащийся любого дуновения ветерка, любой заразы. Лежа в полумраке, я изучила взглядом все трещинки на стене, уголок потрепанных отошедших обоев и рисунок на них же. Еще силуэт погасшей лампочки и то, как пробегают по потолку световые полосы, когда мимо проезжают машины. Я опасалась плохих мыслей. И хороших тоже. Страшилась, что последние проложат ассоциации к первым – так часто случается, я поняла это тогда, когда учила думать себя о богатстве. Стоит представить деньги, сразу же откуда-то в мыслях берутся бедность, платежи, нужды и другие ненужные темы. Картинка домика в Гринхилле больше не грела. Потеряла яркость, как и все остальное, потеряла смысл.

Я никак не могла решить, нужна мне эта жизнь дальше или нет. Если да, то для чего?

Внутри меня было тихо, как в комнате.

Так прошло четверо суток.

Не знаю, когда это случилось, но однажды я проснулась, и за окном было почти светло, горел недолгий день. Я поняла: мне нужно отыскать смысл. Хоть какой-нибудь. Что-то, что могло бы сейчас, в этот сложный период, держать меня на плаву. Сделать великой целью исцеление собственных родителей от боли? Выжить ради этого? Хорошее дело, но я понимала, что они жили со своими процентами раньше, проживут и дальше. Это попросту не работало, ничего не колыхало в душе. Попытки радоваться тому, что я имею, тоже гасли, как спички на ветру. Я, по сути, не имела ничего, кроме дружбы Орина.

Нужно что-то мое… Что-то очень личное.

Наверное, людям поэтому трудно дарить себе радость, потому что они забыли, как это. Слишком рано мы начинаем жить для других, слишком сильно к этому привыкаем. А после, чтобы отыскать «своё», требуются титанические усилия.

Я все так же лежала на постели, снаружи стоял полдень.

И, вероятно, что-то в рисунке штор напомнило мне домик в матрице – теперь, когда было светло, рисунок этот хорошо просматривался. Возникло краткосрочное ощущение, что я снова в неопространстве, что это все – не более, чем игра. Я даже спросила зачем-то, чувствуя себя глупо:

– Ты здесь?

Я искала его, искусственный интеллект. Быть может, в Третьем Районе, как и в других, зацепились его остатки, быть может, разрушено было не все? И люди просто не знали об этом. В конце концов, если ушел ИИ, то осталось ведь само «бытие», куда его вплетали. Оно ведь тоже слышит – в этот погожий день, пусть я и не выходила на улицу, мне отчаянно в это верилось.

– Ты ведь здесь?

Я свыклась с тишиной снаружи и в своей голове.

Конечно, ничто не шевельнется, ни одна волна не пробежит по поверхности. Но почудилось вдруг, что из ниоткуда на меня смотрят любопытные глаза. Глюк, наверное, но он обрадовал, принес гигантское облегчение. Он здесь. ИИ или что-то другое, но оно точно здесь, мы просто перестали это «что-то» слышать, перестали к нему обращаться. И я позволила себе утонуть в «контакте» – казалось, меня снова касается кто-то очень ласковый, внимательный, тот, кому не все равно. Пусть наш новый контакт не такой очевидный, как в матрице, пусть далекий, будто наши пальцы за миллионы световых лет друг от друга, но мы однозначно чувствовали друг друга. Мне впервые стало легче, как если бы вспомнилось, что за тучами все-таки существует солнце.

*****

Утро нового дня. Позавтракав все еще теплой кашей, которую принес Филин, я привычно легла на кровать. Меня перестал пугать один процент на плече. Я живая – вот что важно. Пока ты жив, не нужно пугаться смерти – нужно жить. Практически ушла физическая боль, синяки заживали, тело адаптировалось, и я радовалась тому, что не потеряла зрение или еще какую-нибудь часть жизненно важных функций. Собственно, Лейка моя упала не на тридцать процентов, нужных для фатальных последствий, а всего на двенадцать.

– Ты здесь? – привычно спрашивала я. Иногда вслух, иногда мысленно. И всякий раз чувствовала отклик, удивляясь тому, почему не делала так раньше. Меня кто-то слышал, слышал однозначно – это делал мир, в котором я жила. И ему было не все равно. Он смотрел на меня ласково, с ожиданием – мол, когда ты уже определишься?

Я впервые улыбнулась.

– Я определилась, – прошептала потолку. – Вот мой запрос…

Когда не знаешь, в чем заключается счастье, просто представляй себя счастливым – вот что я поняла. Это и стала делать. Смотреть в воображении на себя же, лучащуюся довольством. Свое довольное лицо, искрящиеся смехом глаза, льющуюся из души радость. Я видела себя легкую, довольную, вернувшую в жизни все, что было необходимо: любовь и новые смыслы. Я видела ту себя, у которой все это получилось.

– Понимаешь, чего я хочу? Это возможно?

Мне казалось, кто-то невидимый гладит меня по голове, и возникло ощущение, что мы справимся, мы всю эту тьму переживем.

Проснулась я с впервые изменившимся процентом Лейки. Цифра один изменилась на два.

*****

Орин принес радиоприемник и оставил его на крыльце вместе с едой.