– Купим родительский дом, да? – он загорелся этой идеей, как пацан. Собственно, он им и стал, вспомнив, где родился, осознав, что может туда вернуться. Взял меня за плечи и больше ничего не смог сказать. Но обнял крепко.
Мне стало ясно: он больше не будет пить. Он давно хотел бросить, просто не было цели.
Теперь цель была.
– Как они?
Мы стояли на улице, Эггерт уже снял фуражку, положил ее в машину. Дул ветер, подсвечивало небо солнце. Сегодня, кажется, подсвечивало ярче, чем раньше.
– Нормально. Переваривают.
– Если нужны будут еще подтверждения…
– Да нет, твоих документов хватило. Просто они…не ожидали. – Собственно, я и сама ничего этого еще пару недель назад не ожидала. – Красиво ты сказал…про помощь Исследовательскому институту. Звучит.
– Я не соврал.
Я улыбнулась.
– Да, просто выставил картинку в таком свете, будто я…герой. А я…
– Что ты?
Он смотрел на меня внимательно. Никогда не упускал мельчайших перемен в моем настроении.
– Я человек…сомнительных принципов.
– Сомнительных принципов? Знаешь, я видел тебя в разных, порой очень сложных ситуациях. Ты не проронила ни слова, когда тебя били, ты молчала, потому что выбрала это, держалась собственных убеждений. И стержня. Ты не бросила слепого человека в лабиринте, хотя могла бы, пытаясь спасти свою шкуру. Так сделали бы многие.
Он говорил так, будто видел этих самых «многих». А может, и видел.
– Ты перед мамой призналась в том, что ты воровка.
Эггерт улыбался, меня же пробило смущение. Раньше его не было, но раньше я и не думала, что нам с ней вновь придется общаться.
– Догадываюсь, что она думает обо мне теперь. А нам ведь еще находить общие темы для беседы…
– Знаешь, что она о тебе думает? Что она сказала в машине, когда мы поехали фиксировать ее показания?
– Что?
– Передаю тебе слово в слово: «Значит, остались еще в этом мире настоящие люди».
– Она так и сказала?
«Настоящие» – это большой комплимент. Собственно, ей я всегда и хотела быть. Настоящей собой.
Судя по смешинкам в серых глазах, Агнесса добавила что-то еще.
– Говори уже…
Оэм был красив. И, черт возьми, я любила его, одетого в эту белую форму, уж очень много уважения она внушала.
– Она сказала: «Береги её»
– Ты врешь!
– Нет.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы это переварить.
– Почему? Почему она так сказала?
– Наверное, потому что очень хорошо меня знает. И те моменты, когда я становлюсь счастливым.
Даже после сказанного сложно было представить, чтобы мама Эггерта однажды начала испытывать ко мне теплые чувства.
– Зря ты так, – Пью по обыкновению читал по лицу все мои сомнения, – ты едва ли понимаешь, как много ты для нее сделала. Вернула её сыну зрение…
– Дважды.
– Дважды. Вернула ей самой голос. Отмыла пятно на нашем имени, помогла мне восстановиться в должности. Она тебя в любой момент с распростертыми объятьями примет.
– Я пойму, если она скажет мне «спасибо». Но любить заставить нельзя… К тому же, – это до сих пор меня терзало. – Я без разрешения открыла ее алкоголь, сделала себе коктейль.
Эггерт усмехнулся.
– Она была этим фактом очень довольна. Мама уважает людей, умеющих расположить себя «как дома».
Я вздохнула, но не тяжело, а легко. Ладно, время покажет, какие отношения ждут меня и Агнессу. Возможно, все на самом деле окажется проще.
– А ты… – вдруг спросили меня.
– Что я?
– Ты сообщила своим родителям, что к ним заходил их будущий зять?
Я обожала его раскосые глаза – иногда холодные, иногда обманчиво мягкие, иногда непередаваемо теплые.
– Нет. На сегодня им хватило новостей. Но я скажу… Мы скажем. И я заранее знаю, что ответит отец.
– Что?
– Что Кристина Эрдиган – отлично звучит.
– Ведь и правда звучит.
Сейчас глаза Оэма были непередаваемо теплыми.
– Лучше, чем Стелла Эрдиган.
– Залепить тебе скотчем рот?
Эггерт рассмеялся, коснулся меня пальцами, и накрыло ощущение дома. Собственно, оно теперь вообще не покидало меня ни на секунду. Как появилось рядом с ним с первой встречи, так и тянулось.
– Скажи, Пью…
– Только для тебя я остался «Пью».
Настал мой черед ухмыляться.
– Когда ты меня полюбил? Когда ты понял, что…я много значу?
Он сейчас и был для меня тем самым человеком из бара, встреченным в самом начале. Таким же расслабленным, улыбчивым. Правда, больше не беспомощным.
– Ты не поверишь моему ответу.
– Хочу его услышать.
– Когда впервые почувствовал твой запах. И коснулся тебя пальцами.
– Не верю…
Быть не может!
Он вздохнул с притворным сожалением, после взял мою ладонь и приложил к своей груди – научился так делать при каждом удобном случае.
– Чувствуй сама.
Он мысленно вернулся в тот вечер, в тот бар. Я будто стала Эггертом, человеком, сидящим за стойкой. Способным слышать, воспринимать запахи, но не видеть. А после до моих ноздрей долетел аромат, который напомнил что-то далекое, важное. Показался очень значимым и привлекательным. Момент касания… Он знал тогда, он понял, что встреча не случайна. Не смог этот внутренний посыл расшифровать, но уловил его точно, услышал интуицию. Потому что захотел вдруг девушку, которая так пахнет и ощущается, чувствовать рядом еще и еще… Пью не врал. Еще не зная, уже не мог отпустить, потерять.