Любовь Втроем

Антоша хотел по-честному быть настоящим христианином и расстраивался из-за этого Навскидки, такого же неудержимого и неуправляемого, как волосы и как сам Антоша. Получалось, что Антоша — гораздо больший грешник, чем Ойгоев. С Ойгоевым греха прелюбодейства почти никогда не случалось. И вовсе не потому, что, как учит нас еще одна всемирно известная истина, ЮЖНЫЕ МУЖЧИНЫ МОГУТ МНОГО, А СЕВЕРНЫЕ МНОГО НЕ МОГУТ. Нет, у северного Ойгоева, так же как у южного Антона, пару раз в день Навскидку настойчиво заявлял о себе, но ойгоевская Машенька была страстная брюнетка, из таких, из гоголевских — Ведьма-Солоха, всегда готовая Навскидку принять в свое жаркое лоно, а антошина Лялька была нежная блондиночка — из таких, из босховских — прозрачная олениха, белоглазая чудь, и она хотела любви не каждую ночь и вообще не чаще трех-четырех раз в неделю. Прямо, как рекомендовано в знаменитой книге "Медицинские аспекты брака", выпущенной талллинским Медгизом на русском языке в 1976 году и заменившей моему поколению "Кама Сутру", "Плейбой", "Философию в будуаре" и прочих ласточек сексуальной революции. В общем, Лялька не могла так много любить телом, как требовалось Антоше, и он изменял ей.

В дохристианский период он не особо тяготился этим фактом. Тем более, что существовала еще одна идиома, очень подходящая к случаю:

У ЮЖНЫХ МУЖЧИН ИНСТИНКТ ТРЕБУЕТ РАСПЫЛЕНИЯ СЕМЕНИ ПО РАЗНЫМ ОБЪЕКТАМ. Что-то в таком духе. Это Антошке подходило. Получалось, что он не просто распутничает, а как положено ЮЖНОМУ, распыляет семя. Хотя на самом деле, по причине не только любви к бабам, но и жалости к ним, Антон попусту своим семенем не размахивал и следил, чтобы оно в бабу не попадало, потому что аборт — это больно и страшно, а внебрачные дети — это безотцовщина (не может же Лялька стать Еврейским отцом его детям от другой женщины), но по крайней мере теоретическое оправдание собственной гульбе в дохристианский период у него имелось. А в христианский — не имелось уж никакого оправдания. Одни только муки совести. А что делать? Ну разве что отрезать нафиг этого бесноватого Навскидку. Так ведь жалко его, дурака. Пожалеешь в очередной раз, да и загонишь кому под кожу.

Однажды в мастерской у своего приятеля Рашида он увидел сувенирную тарелку из Башкирии: усатый мужчина сидел, скрестив ноги, на ковре, окруженный какими-то вполне рождественского вида веточками, а за его спиной невероятная красотка — раскосенькая брюнеточка подняла над головой поднос с чайником (или кофейником?), миской каких-то восточных сладостей и вазой с фруктами.

— Это что?

— Это мусульманский Рай.

— А почему баба одна? Я вроде слышал, там семьдесят положено.

— Не знаю. Семьдесят не семьдесят, но семь-то уж наверняка положено.

— Слушай, ты ж башкир! Ты должен точно знать!

— Да я ж православный. И в Башкирию прошлым летом первый раз попал.

— Тебя Пашка крестил? Со всеми ребятами?

— Почему Пашка? Меня бабушка крестила. Как только родился. Отец узнал, уже поздно было. Он хотел обрезание сделать в мечети, как положено.

— У Остапчука, наоборот — мама и бабушка там, в Уфе, понесли его в мечеть и уже ихний резник татарский начал резать, а тут украинский папаша-коммунист ворвался прямо в мечеть, схватил Юрку и унес. Это ему соседи капнули, что ребенка обрезать понесли. И с тех пор у Юрки на хую круглый шрам по всему периметру. Имени экуменизма и дружбы народов.

— А ты откуда знаешь? В бане что ль с ним парился?

— А мне одна баба рассказала. Он ее… А потом я ее тоже… случайно встретил.

— Вот сука!

— Она сказала, что он ей разрешил эту историю рассказывать.

— Может спьяну и разрешил. Все равно — сука.

— Ляльку тоже бабушка крестила. И к церкви она совершенно равнодушна. Язычница какая-то… Слушай, такой Рай можно запросто дома устроить.

— Можно еще и лучше — если бутылочку коньяку добавить в натюрморт.

— Это неважно. Но баб — точно надо добавить.

Антоша потом долго думал про мусульманский Рай. Кажется, там было все-таки про семьдесят девственниц. Сам Антоша ни одной девственницы не видал. Его окружали взрослые девушки, расставшиеся со своей девственностью некоторое время назад при неведомых Антону, более или менее романтических обстоятельствах. С Лялькой они поженились совсем рано, он только что пришел из армии и ему было двадцать один, а ей — девятнадцать, но она уже умудрилась побыть замужем за человеком по имени Витя Вихрев и развестись. Антон никогда не спрашивал ее про девственность. Но размышляя о мусульманском Рае, решил расспросить.

— Лялька, ты девственность потеряла от Вихрева?

— Нет, от вилки.

— Вилка, это кто?

— Вилка — это не кто, а что. Вилка — это предмет хозяйственного назначения. Частично мельхиоровый, частично пластмассовый. С четырьмя зубчиками.

— Зачем? Почему от вилки?

— Понимаешь, мы начали жить с Вихревым, уже целую неделю трахались. А крови ни капли, и вообще он не мог толком сказать, все произошло или нет. А меня это страшно волновало.

— А "Медицинские аспекты брака" ты читала? Там же все объясняют.