Любовь (выдержки из произведений)

Его ученики, должно быть, запомнят его наидобрейшим педагогом. Благодаря весёлому характеру и доверчивости Ана была неспособна вообразить других людей злобными, отчего всё плохое отскакивало и от неё. Роберто признавал, что его жена наделена замечательным прагматизмом, и с самого начала их отношений возложил на неё принятие всех важных решений и поручил распоряжаться деньгами. Ана заботилась о своём муже с материнской лаской — стригла волосы и ногти, следила за его здоровьем, питанием и сном и всегда находилась в пределах досягаемости на случай, если он её позовёт.

Общество друг друга было столь необходимым им обоим, что Ана отказалась от своего музыкального призвания, вынуждавшего её часто путешествовать, и стала играть на скрипке в исключительно уединённой атмосфере дома. У неё вошло в привычку по вечерам посещать с Роберто морг или университетскую библиотеку, где долгими часами он проводил какие-то расследования. Им обоим нравились уединение и тишина закрытых зданий. Спустя некоторое время они возвращались пешком по пустым улицам в квартал бедняков, где был их дом.

С неконтролируемым разрастанием города этот сектор превратился в гнездо торговцев, проституток и воров, куда после захода солнца не осмеливались заезжать даже полицейские машины, и эту территорию на рассвете они, никем не тревожимые, регулярно пересекали.

В округе их знали все. Не было ни одного заболевания и ни единой проблемы, по которым люди ещё не спросили совета у Роберто, и ни один местный ребёнок не вырос, не попробовав печенье Аны. Кто-то взял на себя обязанность не тянуть с объяснениями вновь прибывшим, что по веским причинам эти старики неприкасаемые. К сказанному добавляли также, что семья Блаум — настоящая гордость народа, что президент лично наградил орденом Роберто и что оба — настолько уважаемые люди, что их не трогала даже агрессивная полиция, когда на своих боевых машинах приезжала в квартал, сравнивая с землёй дома, один за другим.

(Из «Бесконечная жизнь», «Истории Евы Луны»)

Около полуночи, когда свечи практически догорели, мы разделись и погрузились в горячую воду джакузи. Вилли был уже не тот, который много лет назад так привлёк меня с первого взгляда. Он по-прежнему силён, да и улыбка не изменилась. Хотя выстрадал человек немало, его кожа слишком белая, бритая голова скрывает быстрое облысение, а вот голубые глаза всё же потускнели.

И на моём лице уже отражаются боль и потери прошлого, я как-то вся сжалась и уменьшилась на несколько сантиметров, а отдыхающее в воде тело — тело зрелой женщины, которая никогда не была писаной красавицей. Но ни один из нас и не судил, и не сравнивал, мы даже не вспоминали о том, какими сами были в молодости: мы вместе достигли состояния совершенной невидимости, которое и предполагает сосуществование. Мы столь долго спали рядом, что уже не способны видеть друг друга. Точно двое слепых людей, мы ощупываем друг друга, нюхаем, ощущаем присутствие партнёра по взаимоотношениям так, как человек чувствует воздух.

Вилли сказал мне, что его душой была именно я, что именно меня он ждал и искал первые пятьдесят лет своей жизни, уверенный в том, что до своей смерти он непременно меня встретит. Он не из тех, кто распыляется в красивых фразах, он, скорее, человек грубоватый, на которого сентиментальность наводит скуку, поэтому каждое его слово — взвешенное, обдуманное и всегда падает на меня сверху, точно дождевая капля. Я поняла, что и он вошёл в загадочную зону тайного, если не сказать, интимного общения, он тоже отбросил свою внутреннюю броню, и мы оба открылись навстречу друг другу. Поскольку он закрыл собою мою грудь, я выпалила ему на одном дыхании, что, сама того не зная, я тоже искала его вслепую. В своих романах я описывала романтическую любовь, ту, которая, нисколько не скупясь, отдаёт всё, потому что я изначально знала, что такая любовь точно существует, хотя она, возможно, меня никогда не коснётся. Единственную передышку от этой беспрерывной самоотдачи я имела с детьми, когда они были слишком маленькими; только с малышами я почувствовала себя единым с ними духом в недавно отделённых друг от друга телах. Теперь я чувствую это и с Вилли.

Я любила других мужчин, но, даже отдаваясь иррациональной страсти, лично я всегда была начеку. Ещё девочкой я решила для себя, что сама буду о себе заботиться. Играя в подвале дома бабушки и дедушки, где я выросла, я была не красавицей, спасённой принцем, а амазонкой, сражающейся с драконом, чтобы спасти людей. Но теперь, как я сказала Вилли, я бы хотела приклонить голову на его плечо и умолять спрятать и обогреть меня. Так, собственно, и должны поступать мужчины с женщинами, которых любят.

— Разве я тебя не берегу? — удивившись, спросил он.

— Да, Вилли, ты берёшь на себя все практические вещи, но я сейчас имею в виду что-то более романтическое. Я точно не знаю, что это такое. Полагаю, что мне хочется быть красавицей из сказки, а ты бы стал принцем, который меня спасёт. Я устала убивать драконов.