Любовная капитуляция

оказались здесь, святой отец. Тут один рыцарь упал с

лошади и разбился. Муж опасается, что он при смерти и

ему нужен священник.

Незнакомцы обменялись взглядами, в которых

сквозил азарт погони. Лжепастырь направился за

женщиной к лежащему на земле королю.

—

Оставь нас! Если он захочет исповедаться,

чтобы получить отпущение, нам необходимо побыть с

ним наедине.

Глава семейства поднялся с колен, оставив короля

лежать. Прищурившись, он смотрел на того, кто отдал

ему приказ, и тут же, с выступившей на лбу испариной,

заторопился к жене и дочке и, ухватив их за руки,

поволок прочь.

—

Живо, — хрипло шептал он. — Нам здесь

нечего делать.

«Священник» стал на колено, не удержавшись от

торжествующей улыбки. Вот тот, кого они ловили и

неожиданно быстро и легко заполучили в свои руки!

Голова короля была свободна от шлема, его густые

волосы смялись, на лбу мерцали капельки пота, глаза —

полуоткрыты. Но преследователь узнал его с первого

взгляда, даже в неверном свете угасающего дня.

«Священник» склонил голову и вытащил из-под рясы

длинный и тонкий кинжал. Старые доспехи были

расстегнуты на груди, и именно туда сильная и жестокая

рука нанесла короткий удар. Глаза короля раскрылись, и

он узнал убийцу, с его именем на устах он умер.

16

«Священник» завернул короля в плащ и оставил

мертвое тело, приблизившись к маленькому семейству,

безмолвно стоявшему в отдалении.

—

Он скончался, но успел очистить душу на

исповеди. Мои люди позаботятся о нем, так что можете

идти по своим делам, дети мои.

Те кивнули, глядя, как закутанные в плащи люди

уносят труп.

Когда

замолк

стук

копыт,

глаза

девушки

вопросительно устремились на отца, но тот лишь смог

выдохнуть:

—

Это был никакой не священник... И нужно как

можно скорее сообщить о том, что произошло Доновану

Мак-Адаму.

2

Тело короля спрятали в лесу неподалеку от

Саучиберна. Его убийца поскакал дальше, а его

сообщники под покровом темноты вернулись в лагерь

нового короля — Якова IV. Все трое обязались хранить

молчание о преступлении, ибо сын покойного монарха

надеялся, что отца вот-вот найдут и доставят к нему; он

должен, был, как можно дольше оставаться в неведении.

Смежив веки, Яков лежал в палатке, над которой

развевался королевский флаг. Он спал прямо в одежде,

изможденный и обессиленный, и сон его был сладок.

Рядом, свернувшись калачиком, спал как убитый

молоденький паж.

Шевельнувшись, Яков открыл глаза. Он уснул каких-

нибудь двадцать минут назад, и когда приподнялся,

чтобы сесть, тело и сознание запротестовали против

такого насилия над плотью. Новый король был

17

озадачен, не понимая, что могло пробудить его.

Оглядевшись, он мельком посмотрел на сладко

дремлющего пажа и улыбнулся, пусть поспит еще пару

минут. В эти блаженные мгновения он сможет побыть

наедине с собой и своими мыслями.

Он встал, и любому непосвященному стало бы сейчас

ясно, что перед ним король: он глядел, двигался и вел

себя как человек, рожденный царствовать над другими

людьми. Теперь, ко всему прочему, ему предоставлялась

возможность во всем блеске проявить свою энергию,

силу и государственную мудрость. Он обладал

бесценным даром завоевывать популярность, а

монархия была для него всем — осью, вокруг которой

вращается жизнь целого народа.

Яков обладал крепким, сильным телом и живым,

пытливым умом, но над всем главенствовала его

решимость

править

и

властвовать,

добиваться

исполнения закона и быть королем не только

номинально.

Единственное, что терзало его сознание и мешало

уснуть, — мысль о том, где сейчас отец и что с ним.

Больше всего на свете его страшила мысль, что отец

может погибнуть раньше, чем его отыщут и доставят к

нему. Он не хотел брать грех отцеубийства на свою

душу, а потому разослал по всем направлениям своих

людей с категорическим приказом найти смещенного

монарха и доставить его в лагерь целым и невредимым.

И вновь он попытался вспомнить, что разбудило его

ото сна. Он заметил, что стопка бумаг на столе

разворошена. У кого-то хватило наглости зайти в его

шатер, пока он спал. Король невольно ухмыльнулся.

Либо это отчаянная храбрость, либо отчаянная глупость;

18

определить, что именно имело место, не представлялось

возможным. Странно, ведь в бумагах не содержалось

ровным счетом ничего, о чем незваный гость не мог

узнать, прямо спросив об этом их хозяина. Яков держал

за правило всячески поощрять преданность и верность,

и мало кто не был об этом наслышан. Слабейшие

хватались за это его качество как за спасательный круг,

сильнейшие могли вкушать его благоволение и любовь,

немало гордясь этим. Итак, это был кто-то, кому он

всецело доверял, — никто другой не осмелился бы

войти в королевскую палатку. Придя к такому выводу,

Яков вздохнул и расправил плечи. Под его знаменами