— Приподними свои юбки. — Его слова прозвучали одновременно и как совет, и как указание.
— Прости, не поняла?
— Приподними юбки, тогда ты сможешь обхватить мои ноги коленями, что будет для нас намного удобнее.
Диана заколебалась, такое ей было внове.
— Вот как быстро жены забывают данное ими обещание подчиняться воле мужа. — Генри притворно вздохнул. — Неужели ты не хочешь, чтобы твой новоиспеченный муж показал тебе, как сильно он тебя любит? Что я вижу? Вместо любви и послушания жена выказывает строптивость?! — Он дразнил ее. Диана смутилась, но подняла юбки выше колен.
— Вот и хорошо, — прошептал он. — Я, должно быть, сошел с ума, потому что собираюсь так мучиться до нашего приезда в Рейвенсфилд. Впрочем, все достаточно просто. — Генри решил кое-что объяснить. — Как только мы приедем и окажемся в нашей спальне, я не намерен ждать больше ни минуты. Ты должна быть совершенно готова. Ты сводишь меня с ума. Я не знаю, сколько смогу выдержать, но мне не хочется причинять тебе боль.
— Что ты имеешь в виду? — Диана немного испугалась, поняв, к чему он клонит. Рассказы Мартины оказались слишком разнообразными и содержательными. Там были и такие советы, как пожевать листок обычной мяты перед тем, как ложиться в постель, или выпить чай с мятой болотной, чтобы не забеременеть.
Почему Мартина ни словом не обмолвилась о боли, или это все придумали для легковерных невест, с целью их напугать? Но зачем? Диана попыталась слезть с колен Генри, но он удержал ее. Вид у него сразу стал недовольный.
— Я потревожила тебя?
— Еще бы, — буркнул он, а потом ухмыльнулся: — Ты убиваешь меня своей наивностью. Неужели мать тебе ничего не рассказала? О том, что происходит в первую ночь после венчания?
— Ничего, но я расспросила об этом Мартину.
— Какую Мартину? — Он удивленно приподнял брови.
— Камеристку моей бабки. Она француженка. Она очень лестно о тебе отзывалась. Называла очень красивым, но о боли она не обмолвилась ни словом.
— Понятно. Она просто не хотела, чтобы ты сбежала прямо перед свадьбой. Нет, Ди, не смотри на меня такими удивленными глазами, я пошутил. Впредь я постараюсь вести себя сдержаннее и не говорить всякие глупости. Больно бывает, но только в первый раз, зато потом на протяжении всех последующих пятидесяти лет я постараюсь доставить тебе как можно больше удовольствия и тем самым искупить свою вину.
Диана задумалась. Она не совсем хорошо представляла себе, что произойдет совсем скоро, хотя то, что происходит между мужчиной и женщиной, в общих чертах она знала. Генри был крупным мужчиной, причем во всех отношениях. Она думала, прикидывала, но у нее никак не получалось сложить один и один. Когда она подставляла себя в это уравнение, то оно плохо укладывалось в ее голове. Его… Да, его… Неужели это может войти внутрь нее и там поместиться.
— Не бойся. Мы удивительно подходим друг другу. — Генри ободряюще погладил ее пальцем по подбородку.
«Боже, неужели она выразила свои сомнения вслух?» — Глаза Дианы уперлись вниз ее живота. И его живота. Внутри нее горел непонятный огонь, и чем сильнее он разгорался, тем меньше она волновалась. Но едва она допустила в свое сознание тревожные мысли, как ею сразу овладело беспокойство.
— А это очень больно? — с тревогой спросила она.
Генри нахмурился:
— Откуда ж мне знать? Но это правда, бывает больно, моя любовь. Если бы я мог избавить тебя от этих страданий! Но поскольку я не могу, то сделаю все возможное, чтобы уменьшить или сократить их. Когда я буду идти в спальню, держа тебя на руках, ты должна быть вне себя от возбуждения, ничего не сознавать, кроме своего желания, сгорать от любви ко мне — и тогда ты почти не заметишь боли.
Его бархатистый голос действовал на нее, как всегда, безотказно: успокаивал, очаровывал, вызывал желание. Диана опять приникла к его губам. Время как будто остановилось, оно замерло на их губах, соединившихся в поцелуе. Диана откинула назад голову, вся открываясь для поцелуев.
— Какая у тебя нежная, благоухающая кожа. Мягче, чем бархат, глаже, чем шелк, теплее, чем атлас. Она пробуждает во мне желание. Я хочу видеть тебя. — Генри расстегнул сзади на ее платье одну, затем другую пуговицу.
— Я тоже хочу видеть тебя. — Она развязала галстук и потянула его на себя. Его настойчивость передалась ей. Сняв накрахмаленный галстук, она бросила его на пол кареты, но Генри даже глазом не повел. Диана ласково коснулась его шеи, пальцами она явственно ощущала биение его пульса. Ее сердце стучало с такой же быстротой, а дыхание было таким же прерывистым и неровным, как и у него.
— Я хочу… — Он запнулся. — Мне хочется продолжения твоих ласк.
Он замер, как только она приникла губами к коже в том месте, где плечо переходило в шею. Диана провела языком по коже и сладостная дрожь охватила его. Затем она приникла ртом к его соленой и терпкой коже и слегка прихватила ее губами.