— Все вечно не так, как надо. Кришна как будто нарочно создал этот материальный мир несовершенным. Я с утра сегодня читала мантру и думала, что божества услышат меня. Но они молчат, Я пыталась обрести покой здесь, но не сумела. Откровенно говоря, все это, — она обвела руками фигуры божеств, — может понравиться занудным умникам и законченным сумасшедшим. Когда они выходят после службы, они-то выглядят такими счастливыми и умиротворенными… Все, но только не я. Они бегут от своей прежней жизни.
— А ты?
— Я пыталась убежать, только другим путем. Мне помешал отец. Он ворвался в ванную и все испортил. Он перевязал мне запястья и стал укладывать спать. Я поняла, что он снова хочет вернуть меня в свое болото. Поняла, что мне никогда не вырваться оттуда, если он по-прежнему будет довлеть надо мной. Терять мне было нечего. Я и так потеряла самое дорогое…
— Это Арифа Гусейнова, что ли? — невольно усмехнулась Лариса.
Глаза Вероники вспыхнули. Она посмотрела на Ларису с вызовом и отчеканила:
— Да. Но вам никогда этого не понять. Вас интересуют только деньги.
Подавив вздох, Лариса взяла себя в руки и не стала опровергать это несправедливое, замешенное на эмоциях обвинение. Вместо этого она спросила:
— И как же ты ушла?
— Я обманула его, — с победным видом вздернула голову Вероника. — Я притворилась спящей. Потом услышала, как он прошел в ванную — наверное, хотел смыть там мою кровь. Тогда я поднялась с постели, спустилась вниз и вышла на улицу. Попутно вытащила из кармана его пиджака деньги. Он ведь заявил, что больше не даст мне ничего, потому что, дескать, это не приведет меня ни к чему хорошему. Вот я и взяла сама. В конце концов, он виноват передо мной, вот пускай и платит!
— Он уже заплатил, — тихо заметила Лариса. — Самым дорогим, своей жизнью. Он пожертвовал ею ради тебя.
В глазах Вероники отразилось равнодушие, она безразлично повела плечами, и Лариса невольно поразилась — откуда в этой совсем молодой женщине столько жестокости и эгоизма? Что к этому привело? Чрезмерная любовь отца? По всей видимости, да. Но не только. Видимо, сказываются еще и гены. Ларисе вспомнилась родная мать Вероники, Антонина Сергеевна, для которой всю жизнь не существовало ничего и никого, кроме нее самой. Да, Вероника, пожалуй, взяла как от матери, так и от отца самое худшее…
— Вероника, вы признаете, что убили Дашу и Рауфа? — спросила тем временем Лариса, переходя на «вы». Она чувствовала, что не может больше общаться с этой женщиной, и этим местоимением как бы начала отдаляться от нее.
Вероника только усмехнулась:
— Это отец вам сказал про меня?
— Как же плохо вы думаете о людях… — грустно констатировала Лариса. — Вы совсем меня не слушаете. Я же сказала, что он покончил с собой и перед смертью написал записку, в которой взял на себя все совершенные вами преступления. А вы еще смеете обвинять его! Он же пошел на чудовищный поступок — написал, что убил вас, собственную дочь. То есть окончательно убил самого себя в глазах других людей. И сделал это, как я понимаю, для того, чтобы вы дальше могли спокойно жить в этом храме, чтобы вас уже никто не искал. Наверное, он догадывался, куда вы направились.
— Мне наплевать, чего он хотел, — холодно ответила Вероника. — Я искала здесь покоя и спасения, а вы не даете мне даже этого. Когда вы оставите меня в покое?
— Дело не только во мне, — возразила Лариса. — Вас не оставят в покое прежде всего правоохранительные органы. Неужели вы всерьез рассчитывали надежно укрыться здесь?
Вероника с какой-то заторможенной улыбкой перевела свой взгляд на статую Кришны. Лариса тем временем посмотрела на часы.
— Здесь мое пристанище, — тихо проговорила Вероника, словно убеждая саму себя.
«Господи, вот же ненормальная семейка! — подумала про себя Лариса. — Скорее бы приехал Карташов и избавил меня от всего этого!»
Лариса заранее посетила Олега Валерьяновича, рассказала ему о своих предположениях, сообщила, что едет в храм, и попросила его быть наготове. Подполковник, выслушав Ларису более чем внимательно, пришел к выводу, что ее рассуждения логичны, и обещал со своей стороны полную поддержку. Он со своей бригадой вот-вот должен был появиться в храме.
Минут через пять под взгляды ошарашенных и растерянных кришнаитов Веронику препроводили в милицейскую машину. Карташов сел вместе с Ларисой в ее «Ауди», и по дороге до отделения Котова подробно рассказала ему о разговоре с Вероникой.
Глава 10
Допрос должен был быть не из легких. Это понимали как Лариса, проведшая больше часа в обществе Вероники в храме бога Кришны, так и Карташов, который был наслышан об этом. Хорошо еще, что перед тем, как приступить к допросу, Олег Валерьянович отдал Буракову на попечение врачей, так что к моменту начала разговора она находилась в более спокойном состоянии и уже гораздо более адекватно воспринимала ситуацию.
— Он любил меня… — жалобным тоном завела она. — Он любил меня больше жизни. В прямом и переносном смысле. Только он, и больше никто. Но почему же… Почему же он предал меня?