Любовники

— Я никогда не планирую свою жизнь, — гордо отозвалась пантера. — Я даю всему идти своим чередом.

— Тебе хорошо говорить, ведь, если что-то идет не в том направлении, которое тебя устраивает, ты всегда можешь изменить это движение, так? Я ошибаюсь, или ты действительно стала меньше, чем была вчера?

— Я не знаю, какой казалась тебе вчера.

— Намного хуже, уж поверь мне на слово! — произнес Эрик и отвернулся к окну. Потом опустил жалюзи и включил свет, поскольку ему весьма и весьма не нравилось находиться с ней в темноте, несмотря даже на то что при свете она могла причинить ему гораздо больше вреда.

— А еще мне хотелось бы побеседовать с тобой о твоей подруге, — сказал Эрик.

— Кого ты имеешь в виду?

— Дульчи.

— Почему ты считаешь нас подругами?

— Ведь я встретился с тобой в ее доме, не так ли? — резко проговорил он. Все происходящее показалось ему настолько нелепым, что он не сомневался больше в своем сумасшествии. Ведь разговор с пантерой шел так же спокойно и небрежно, как если бы шла речь о каком-нибудь случайном попутчике на железнодорожном вокзале. Его особенно тревожило, что пришлось говорить с ней, как с женщиной, действующей ему на нервы. Ничего более фантастического нельзя было себе представить. И вдобавок ко всему он постепенно терял представление о том, происходило ли это на самом деле или только в его воображении. Вот тебе и доказательство: он просто-напросто сошел с ума, чего и боялся, когда проводил свою последнюю операцию. Что ж, по крайней мере хоть об этом не надо будет больше беспокоиться…

Пантера бесшумно спрыгнула на пол.

— По правде говоря, твой взгляд и тон, в котором ты меня расспрашиваешь, утомляют меня. Не пытайся навязывать мне твое мнение и саму твою личность. Если тебе угодно, живи в клетке, которую ты создал для себя сам, однако не надо пытаться завлечь в эту клетку и меня. Пока я еще терплю все это, — добавило животное многозначительно. — А сейчас… сейчас я ухожу от тебя.

— Уходишь? Уходишь, даже не попросив меня ни о чем?

— Совершенно верно, ухожу.

— И ты не хочешь, чтобы я отвел тебя обратно в джунгли?

Животное повернуло голову и с улыбкой посмотрело на него, словно говоря, какой же он болван.

— Нет, благодарю. — И с этими словами пантера направилась к выходу.

Эрик бросился открыть ей дверь, но не успел — пантера исчезла, словно ртуть. Он с лихорадочной поспешностью открыл дверь и заорал:

— Ты вернешься?

Выглянул в коридор, внимательно осмотрел его. Ее и след простыл. Эрик стоял, остолбенев и тупо глядя в одну точку, как вдруг в коридоре показался Мефистофель в своем грязном матросском костюме.

— Добрый вечер, доктор.

— Добрый вечер. Вы случайно не видели… — начал Эрик, но тут же осекся, поняв, что собирается сказать.

Мефистофель остановился напротив него, вежливо ожидая и, похоже, улыбаясь.

— Кого?

— Не того, о ком вы подумали! — проревел Эрик и с грохотом захлопнул дверь.

Он снова умылся и причесался, а затем, надев свежую рубашку и мокасины, вышел из комнаты. Минуту спустя Эрик решительно шагал по направлению к дому Дульчи. И, поскольку двигался очень быстро, добрался за четверть часа. Чуть помедлив, позвонил в колокольчик, и Марсия открыла ворота.

— Могу я увидеть сеньориту? — настойчиво осведомился Торстен и шагнул вперед.

Марсия не ответила, но учтиво склонила голову, изображая покорность, как всегда, когда видела Эрика, словно он был не человеческим существом, а каменным идолом, которому поклонялся ее народ, прежде чем стал молиться Христу. Она отступила назад, и он вошел.

Дульчи с матерью сидели за столом в патио и ужинали. Девушка повернулась — очевидно, услышала колокольчик, — жаждущим страстным взглядом посмотрела ему в лицо и тут же встала. Воцарилось молчание. Все вокруг застыло в каком-то оцепенении, словно Эрик, придя, навечно заморозил эту сцену, чтобы запечатлеть ее в своей памяти.

Весь стол пестрел цветами: красными, розовыми и белыми гибискусами, бугенвиллеей, розами и лилиями; посреди цветов горели свечи, стоявшие в высоких позолоченных подсвечниках. Кроме свечей, ничто не освещало стол, лишь томный бледный свет луны стекал на сад, заколдовав его. На Дульчи было вечернее платье, напоминающее костюм балерины, со множеством юбок, ниспадавших каскадами, из туманного серого тюля, нашитого на темно-красную ткань. Контур ее изящной груди подчеркивался элегантным лифом, оставляющим открытыми белоснежные плечи. На юбках сидели три или четыре голубых бабочки, и еще одна виднелась на ее плече. Она была так поразительно красива, что Эрик остолбенел и на какое-то время совершенно смешался.

Потом сцена снова пришла в движение, и Дульчи с радостным восклицанием устремилась к нему.

— О Эрик, вы пришли! А мы почти перестали надеяться! Марсия, живо принеси доктору Торстену его суп! Пожалуйста, садитесь. О Эрик, ну как вам не стыдно покидать нас так надолго! А я ведь специально оделась для вас!

— Какое красивое платье, — пробормотал Эрик и повернулся к ее матери. — Прошу прощения за опоздание, миссис Паркмен.