Любовница Фрейда

– Я бы не сказала, что он действительно спас Вену, – усмехнулась Минна, подвигая стул и попутно сбросив ботинки Матильды с подушек. – Я знаю, что говорят о Леопольде, как о великом воине, но в действительности его не было в городе, когда началась эта чертова война, и вернулся он, когда опасность миновала.

Матильда смерила тетку взглядом и положила ноги обратно на подушки.

– И где же он находился? – спросила она.

– В Линце.

– И что там делал?

– Не знаю. Может, гостил у своего кузена – графа или у одной из многочисленных любовниц. Пожалуйста, убери ботинки с подушек.

Матильда сняла ботинки, бросила их на пол и закинула ноги в чулках на подушки.

– Когда проходила Пятнадцатилетняя война? – Фрау Шиллинг нахмурилась, концентрируясь на исторических конфликтах и игнорируя конфликт у себя под носом.

– О, это же Долгая война, когда турки взяли Венгрию… – начала Минна.

– Извините, фройляйн Бернайс. Это не урок, сегодня у нас одни даты.

– Да, сегодня у нас одни даты, – сказала Матильда, передразнивая насморочный прононс гувернантки.

Минна невозмутимо встала, подняла ноги Матильды, точно это были две чугунные гири, и уронила их на пол. Племянница вспыхнула от ярости, рванув колючий высокий воротник, который вцепился ей в шею, будто клешня. Затем Минна пустилась в подробное изложение событий вторжения турков в XV столетии, в описание ужасной варварской войны, решающему эпизоду истории средневековой Австрии, который в итоге привел к длительному царствованию Габсбургов и созданию Австрийской империи в тысяча восемьсот четвертом году.

Матильда сидела насупившись, но молчала, уголки рта опустились, сложившись в гримасу угрюмого отторжения. Сразу после того как Минна описала битву при Кёнигграце, приведшую к освобождению герцогств Шлезвиг и Гольштейн, племянница вскочила, сбросила атласную подушку на пол и вышла, хлопнув дверью.

– Я думаю, это все на сегодня, фрау Шиллинг, – произнесла Минна.

– Ребенок упрямый, никого не уважает и никогда ничему не научится.

– Наверное, это просто переходный период, – ответила Минна, вдруг ощутив себя матерью-защитницей, несмотря на вызывающее поведение дитяти. – В этом возрасте все такие.

Она решила поговорить с Мартой о Матильде, хотя полагала, что посредственность фрау Шиллинг с ее методом обучения так же оскорбительна, как и ее бесчувственное, высокомерное поведение. Кто не знает, что девочкам в этом возрасте нужно тепло и внимание, несмотря на то, что они бывают неуправляемы и капризны?

День шел своим чередом: поручения по хозяйству и забота о детях. Вторую половину дня Софи провела с логопедом, мальчики должны были заниматься, хотя ежеминутно отвлекались в зависимости от настроения или желаний. Сегодня, похоже, самым несобранным был Оливер. Мозги его были забиты мрачными легендами времен варварства, предполагалось, что он зубрит основы обществоведения, а он мог вдруг пуститься в бесконечный поток описаний кровавой резни, в результате чего Минна еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Затем Мартин. Когда она принесла ему печенье, то заметила, что в дополнение к простуде средний палец на левой руке его был согнут так, что следовало обеспокоиться. Но когда тетя попыталась рассмотреть палец внимательнее, племянник спрятал руку за спину и убежал.

Марта сообщила, что скоро должна идти к врачу – снова дали о себе знать желудочные колики, разлилась желчь, и вообще она чувствует себя неважно. Самое время, поскольку Минна слышала приглушенное шебуршение за плинтусом в кухне, но скорее умерла бы, чем сказала сестре, что в доме, вероятно, завелась крыса. Марта объявила бы на кухне бессрочный карантин, и им недели две пришлось бы выслушивать жуткие истории о «черной смерти» – чуме. Минна просто поставит пару ловушек, и этого будет достаточно. Но все-таки это был не ее дом.

Впервые поселившись на Берггасе, 19, она полагала, что это ненадолго. И даже сейчас, обычно к вечеру, прекращала беготню по дому и обдумывала свое будущее, кружа над бесплодными возможностями, будто гриф над падалью.

Минна могла бы плюнуть на гордость, сесть в поезд и уехать в Гамбург, чтобы жить с матерью. Боже упаси! В лучшем случае их отношения можно было бы описать, как холодные, и зависеть от нее было немыслимо. Или она могла бы опять пойти в гувернантки или компаньонки. Но это снова бессмысленный труд раба с ужасным расписанием на всю неделю и половиной дня выходных в воскресенье после двенадцати. Хотя таким образом она сумеет содержать себя.

На этом месте рассуждений виски начинали пульсировать, и, опасаясь, что начнется мигрень, Минна безмолвно исчезала в кухне и заваривала чай, наблюдая, как кружатся чаинки на дне чашки.

Куда еще податься? Был брат Эли, который эмигрировал в Нью-Йорк. Можно попросить его одолжить ей денег до Нью-Йорка, но начать все сначала в другой стране без мужа и друзей страшно.