Они под руку проследовали к лифту, прошли по коридору, юбка Минны мягко мела гладко отполированный паркет, еще чуть пахнущий пчелиным воском. Зигмунд провернул в замочной скважине большой медный ключ и открыл дверь. Комната была восхитительна. С просторным балконом, выходящим на горный пейзаж, высоким сводчатым потолком, узорными обоями, камином, парой мягких кресел, электрической люстрой. И еще там была кровать: резная, светлого полированного дерева, а над ней, словно свадебная фата, ниспадал полог из искусно задрапированных кружев ручной работы. По обе стороны стояли одинаковые прикроватные тумбочки, а в углу – письменный стол, уставленный серебряными подносами с сыром и шоколадом, а в серебряном ведерке со льдом ждала своего часа бутылка шампанского. С той минуты, как Фрейд поставил подпись в регистрационной книге, Минна перестала быть собой, она стала другой женщиной, на себя не похожей. Но это место позволяло легко забыть о двуличии.
Минна журила себя за эти мысли. Здесь она проводит медовый месяц, которого у нее никогда не будет, с мужчиной, за которого ей никогда не выйти замуж. Зачем думать о реальности – реальность все разрушает. Правда, у нее промелькнуло воспоминание о романе, она читала его еще девочкой, там героиня в конце книги победно сообщает: «И тогда, любезный читатель, я стала его женой».
Фрейд откупорил шампанское и наполнил фужеры. Он проглотил его одним махом, как пиво, морщась от пузырьков, а потом достал из вализы флакончик с кокаином. И поманил Минну к себе.
– Опять? – спросила она.
– Это афродизиак.
– А разве все это – нет?
Зигмунд снисходительно улыбнулся и сам натер ноздри ей, потом себе, а затем повторил процедуру для обоих. Он наблюдал, как Минна подошла к балкону, отворила двери и вышла. Двинулся за ней и сгреб ее, дрожащую от горного воздуха, в охапку. Отзвуки романтического венского вальса долетали из гостиной снизу. Минна почувствовала первый, уже знакомый прилив.
– Тут холодно, – сказал Зигмунд, растирая ей плечи, – давай вернемся внутрь.
Минна двинулась за ним следом, на минутку задержавшись у камина, а затем зажгла свечу у кровати. Он снова протянул ей пузырек с кокаином, и она опять смочила настойкой ноздри, глубоко потянула носом, потерла виски и несколько раз чихнула.
Минна мысленно вернулась к тому, что было с ней несколько дней назад. Безнадежность. Уныние. А теперь кокаин струился по ее организму, и она чувствовала одно только ликование. Минна не знала, то ли это кокаин виноват, то ли богатые апартаменты. Но обстановка была самой романтической, самой захватывающей в ее жизни. В дешевой меблированной комнате есть свое очарование, однако…
Она взбила подушки на кровати и уже собиралась лечь, как вдруг заметила на кромке подола юбки большое коричневое пятно.
Что это? Грязь? Минна ощутила, что вспотела. Одежда была тяжелая и громоздкая, покрытая поездной сажей. Минна казалась себе тюком с нестираным бельем.
– Может, хочешь поужинать?
– Нет, я не голодна. – И она направилась в ванную.
Зигмунд услышал шум воды.
– Минна, что ты там делаешь?
– Я не слышу тебя – вода заглушает…
– Ты принимаешь ванну?
– Еще нет…
Полочка над ванной была уставлена дорогими солями для ванн, пудрами, наборами мыла, там же висели пушистые турецкие полотенца, расшитые золотой монограммой в виде буквы С.
Пока наполнялась ванна, Минна вдыхала сладкий аромат лаванды и розы и не заметила, что Зигмунд стоит позади и созерцает, как она всыпает соль, наливает масло, раздевается донага и влезает в ванну, и как тяжелые пряди волос обрушиваются на ее влажные плечи.
«Господи! – думала она, погружаясь в теплые воды. – Омой меня от грехов моих».
Позже, лежа в его объятиях, Минна спросила:
– А что было бы, если бы мы поженились?
– Я знаю, какая это была бы жизнь.
– Расскажи мне.
– Хочешь знать правду?
– Конечно.
– Однажды я написал об этом эссе.
– Что-то не припоминаю.
– «Цивилизованная» сексуальная мораль и современные нервные заболевания». Слово «цивилизованная» – в кавычках.
– И каков же твой вывод?
– Полноценные сексуальные взаимоотношения в браке длятся всего несколько лет. А потом на плечи жены тяжким грузом ложатся домашние хлопоты, дети, хозяйство и прочее, а страсть исчезает. Вдобавок методы контрацепции убивают желание.
Минна возмущенно вскинула брови. Значит, Зигмунд использует свой брак с ее сестрой в качестве универсального примера.
– Мой вывод таков: духовное разочарование и телесные ограничения – могила для большинства браков, и мужу остается только смутное воспоминание о том, как все было когда-то. Мало того…
– Зигмунд, хватит! Это был не академический вопрос.
– А что же ты хотела услышать от меня?
– Нечто иное. Приятное, лестное… Скажи, что ты боготворил бы меня.
Он улыбнулся и взглянул на нее, лежащую рядом. После ванны ее кожа была теплой и сияющей.
– Уж как я бы тебя боготворил, – поддразнивал он, скользя рукой вниз по ее спине, – я бы за тебя – в огонь и в воду, я бы взобрался на…
– Ладно, – засмеялась Минна, – довольно. Не обращай внимания.
А после, зарывшись в подушки, она слушала громкое, зловещее завывание вьюги, и не было этому зову ни конца, ни края.