Любовница Фрейда

Сиделка положила подушечку из конского волоса Минне под колени, раздвинула шерстяные шторы и отворила окна. Она повторяла, что всему виной усталость, перевозбуждение или, вероятно, кишечные колики, от которых она рекомендовала бы столовую ложку касторового масла и два стакана теплого ячменного отвара.

— Вам нужен свежий воздух, поспите немного, и скоро вы почувствуете облегчение.

Через несколько часов Минна проснулась — она дрожала так, словно кто-то тряс кровать. Тело свело судорогой, накатила невыносимая тошнота. Минна схватилась за поясницу, пытаясь унять стреляющую боль, и побрела к комоду. Последнее, что мелькнуло в ее ускользающем сознании, когда она уже падала на пол: «Только бы ребенок не пострадал!»

Глава 43

— Давно ты здесь? — спросила Минна.

— Не знаю. Несколько часов, — ответила Жюстина, отложив рукоделие.

Она встала с кресла, сунула ноги в атласные лодочки и прошла через комнату к прикроватному столику Минны. Густые светлые волосы Жюстины были аккуратно сколоты шпильками, она уже не казалась такой легкомысленной, как прежде, зеленые глаза глядели сосредоточенно. Жюстина зажгла свечку и укутала Минну в одеяло. Выяснилось, что пять дней Минна провела в плену тяжелого сна, возникшего из тошнотворной смеси лекарств и страдания.

— Ты выглядишь лучше. Лицо порозовело.

Минна уставилась на Жюстину, и вскоре до ее одурманенного наркотиком сознания дошло, почему она лежит в постели. Она подняла брови и попыталась собраться с мыслями. Минна вспомнила, что потеряла ребенка, и боль утраты ударила ее с такой силой, словно это случилось только что.

Жюстина сражалась с металлической грелкой для постели, засунув ее под простыни и подоткнув одеяла вокруг. Затем она причесала Минне волосы, открыв лицо. Она уже хотела сказать, что, мол, пора подниматься, но Минна казалась такой слабой, лежала совсем без сил, с темными кругами вокруг глаз, и у Жюстины просто язык не повернулся.

— А я только что дочитала «Джейн Эйр», — сообщила она, пытаясь развлечь Минну. — Вот уж не думала, что книга ничуть не хуже, чем…

— Мне не хочется говорить о книгах.

Несколько минут они сидели молча.

— Минна, ты должна выкарабкаться из этого.

— Ничего я не должна.

— Ты не можешь оставаться здесь вечно.

— Как будто я хочу… Видишь ли, я собираюсь в Америку. У меня уже все распланировано.

— Я знаю, ты говорила.

— Неужели?

— Дважды.

— Наверное, из-за лекарств. Не угостишь меня сигаретой?

— Курение запрещено, — улыбнулась Жюстина и достала из кармана платья две тоненькие египетские папироски.

Она протянула одну Минне, помогла прикурить и смотрела, как та глубоко затягивается.

— Ничего не получится.

— О чем ты? — спросила Минна.

— Об Америке. Это совсем не то, что ты думаешь. Нью-Йорк и Бостон — отвратительны. Они терпеть не могут иностранцев, разведенных женщин, не выносят богему. Такая женщина, как ты, обречена там на жалкое существование.

— Я тебе не верю.

— Но это правда. Я там бывала. И слышала немало историй. Городские трущобы, люди со странной речью, ужасная еда, банды гангстеров и трупы, плывущие по реке Гудзон, будто дохлая рыба.

— Что ж, тогда поеду на запад.

— И кого ты там надеешься встретить, кроме дикарей и фермеров? Добывать себе пропитание на бесплодном клочке земли среди богом забытых прерий…

— Ты закончила?

— Не совсем… — Жюстина сияла, смакуя каждую деталь нарисованной ею картины. — Было бы чудом, если бы ты и твой ребенок пережили там зиму, не умерев от тифа или оспы и не став после смерти добычей голодных стервятников.

— Ну, спасибо, утешила, — усмехнулась Минна.

— Стараюсь, как могу. — Жюстина поправила шпильки в волосах.

— Чуточку переигрываешь.

— Слушай, сегодня утром я говорила с твоим врачом. Я заявила ему, что они не могут требовать с тебя платы за пребывание здесь, поскольку выкидыш явился следствием его грубого осмотра.

— Ты так и сказала? Не может быть!

— Он, конечно, все отрицал. Но позже я справилась в канцелярии, и мне сообщили, что доктору Фрейду вернут деньги.

— Зигмунд обрадуется.

— Еще бы! Я на собственном опыте убедилась, что большинство докторов… — Она запнулась и выгнула брови. — Как бы повежливее выразиться? Дешевые ублюдки.

Раздался громкий надрывный кашель — кто-то из пациентов прогуливался возле приоткрытой двери в комнату Минны.

— Господи Иисусе! Что за люди? Хоть бы ради приличия рот прикрывали! — воскликнула Жюстина, с грохотом захлопывая дверь.

— Не знаю, что мне делать, — произнесла Минна после долгого молчания.

— Я бы поехала домой.

«Домой, — думала Минна. — Где он, этот дом? У матери? Боже упаси».

У сестры? Как ей вернуться туда после всего случившегося?

— Впрочем, — добавила Жюстина, закуривая, — я не самый опытный советчик.

Минна медленно спустила ноги с кровати и набросила халат. Преодолевая легкое головокружение, она вышла на балкон и села в шезлонг, глядя на растекающееся над горизонтом лиловое зарево. Жюстина накинула Минне на плечи шерстяную шаль и присела рядом.

— Завтра утром я уезжаю, — сообщила Жюстина, — уже несколько дней, как я должна находиться в Вене, но мне хотелось убедиться, что с тобой все будет хорошо.