Любовница Каменных Драконов

Стоун не разговаривает с ними, не произносит вообще ни слова. Лишь щелкает пальцами и указывает на место, где надо стоять. Быстро, четко, словно опутывая дом Хьюберта сетью. Заключает дом в магический круг, расставляя своих каменных истуканов, перекрывая все входы  выходы. Хьюберт попробовал сунуться на крыльцо, но его бесцеремонно впихнули внутрь дома и захлопнули дверь у него перед носом, не позволив проводить Мэл даже взглядом. Он стал пленником в собственном доме, и, сдается мне, был этому не рад.

– Я не позволю!.. – орал он, сопротивляясь каменномордым охранникам. – Я это так не оставлю! Я буду жаловаться, вы мне за все ответите!

Но его голос обрывается хлопком двери. Это как кляп в рот, как пощечина, как презрительный плевок в его сторону.

– Следить за ним. Шаг в шаг. Из города не выпускать, – бросает Стоун на ходу одному из охранников. Просто каменный великан в черном костюме, в котором его огромному сильному телу просто неудобно и тесно. На его фоне Стоун в его безупречном темно—сером костюме кажется хрупким и невысоким, хотя это совсем не так.

Один из охранников грубо, почти насильно заталкивает Мэл в автомобиль Стоуна, тот неспешно усаживается с нею рядом, и испуганная Мэл, ощутив его рядом с собой, наконец, в полной мере смогла оценить этого мужчину. Опасность и силу, исходящие от него.

Он высок и строен, узкобедрый и широкоплечий, длинноногий. Породистый красивый самец, уверенный в себе. Скорость – привычный стиль его жизни. От него веет силой и  здоровьем, каждое его движение исполнено достоинства и властности. Его руки жесткие, сильные. Казалось, в холеной ладони он может раздавить, раскрошить кусок гранита, смять его длинными пальцами, как кусок сладкой ваты. Он смотрит на Мэл снисходительно, изящно оправляя свою стильную, дорогую одежду. В этой смеси хищности и хороших манер опасности больше всего. Мэл интуитивно чувствует его нетерпение, Стоун словно прямо сейчас хочет попробовать ее. Он едва не облизывается, но в его  желании нет нетерпеливой дрожи любви. Он знает, что женщина принадлежит ему. Спешить некуда.

– Называй меня Алан, – небрежно велит он. – И никак иначе. Алан – и все.

Она забивается в уголок сидения, дрожа от страха, нервы ее напряжены до предела. Это Стоуну не нравится. Он насмешливо приподнимает бровь, и одним движением придвигает женщину к себе, обхватив ее за талию.

– Никаких капризов, – презрительно цедит он сквозь сжатые зубы, рассматривая лицо Мэл, побледневшее от волнения.  – Я скажу это только один раз, и повторять не стану. У меня нет ни малейшего желания ни уговаривать вас, ни возиться с тобой, если вдруг тебе вздумается заартачиться. Я не стану тебя упрашивать. Я просто выкину тебя, и сделаю все то, что обещал. И найду тебе замену. Поэтому в твоих интересах быть покорной. Всегда помни о том, что ты потеряешь в случае неповиновения. Мне нужна абсолютная покорность. Это понятно?

– Понятно, – выдохнула Мэл, вся дрожа, как натянутая струна. Она сглатывает ком в горле, ей становится трудно дышать, когда Стоун по—хозяйски проводит горячей ладонью по ее бедру и задирает ее юбку, внимательно изучая ее лицо.

– Итак, к делу, – скучным, будничным голосом произносит Стоун, словно это не его руки одним движением  безжалостно рвут слишком узкую юбку Мэл, обнажая ее бедра. – Я уже говорил, что ты нужна мне для ритуала. Не стану скрывать – этот ритуал подразумевает использование твоего тела. Сексуального использования. Может быть один раз. Может быть пять раз. Десять. Двадцать. Я не знаю, как быстро ты справишься с поставленной задачей. Насколько ты горяча, Мэлани… Я не знаю.

Его ладонь ныряет меж ее стыдливо сжатых бедер, толкается, заставляя Мэл раздвинуть ноги и пустить ее туда, к тайному теплому и влажному местечку, скрытому шелковыми трусиками. Его жгучие черные глаза неотрывно следят за Мэл, за ее реакцией, и удовлетворенно щурятся, когда Мэл, дрожащая и едва не рыдающая, покорно раздвигает ноги, помня о его угрозах.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Стоун, поглаживая ее между ног. – Ты очень понятлива, с тобой приятно иметь дело. Итак, ритуал…

Мэл, умирая от стыда, думала, что это проверка. Думала, что Стоун всего лишь хочет удостовериться в ее покорности, и тотчас уберет руку, как только она позволит ему тронуть ее там, между ног. Ведь он не похож был на влюбленного; и страсть, его темная и тяжелая страсть, была направлена не на нее. Он не любил ее, не выглядел тем, кто потерял голову от ее красоты.

Но это совсем не так; он не останавливается. Он продолжает ее ласкать, неторопливо, развратно, бесцеремонно. Его пальцы скользят ниже, нетерпеливо стискивают белье, дергают, добираясь до голого тела, и жестко погружаются в узкое, сжавшееся лоно Мэл.

Мэл вскрикивает и напрягается, интуитивно сжимает бедра – но тотчас снова раздвигает их под внимательным взглядом Стоуна, стоило ему только приподнять бровь. Абсолютная покорность, будто говорит его взгляд.