Любовница коменданта

Эйман растерянно оглядывался по сторонам. Одна из собак зарычала, оскалив острые белые клыки. Комендант не сводил с меня глаз. Охранники ухмылялись.

— Наверное, не стоит ему надоедать, — сказала мама.

— Замолчи, Ханна, — одернул ее отец.

— Вы ошибаетесь, господин, — проговорил Эйман.

Еще несколько немцев подошли поближе, заинтересовавшись происходящим.

— Я никогда не ошибаюсь, — ответил комендант. — Не угодно ли вам перед смертью обвенчаться со своей невестой?

— Я… Я уже женат, — робко возразил Эйман. — Моя жена… дома… в…

— Как вам не стыдно! — воскликнул комендант. Охранники укоризненно покачали головой и зацокали языком. — Ваша подружка знает, что вы женаты?

— Он должен сделать из нее настоящую женщину, — сказал помощник коменданта. — Хотя она и еврейка.

— Да, он обязан на ней жениться, господин комендант, — поддержал его один из охранников.

— Порядочный человек поступил бы именно так, — поддакнул другой.

Комендант подал знак нам с Эйманом выйти вперед. Охранники схватили нас за руки и толкнули друг к другу. Я взглянула на коменданта. Его лицо, с резкими, суровыми чертами, казалось высеченным из камня. У него были холодные, типично немецкие глаза.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — молвил Эйман. — Я же объяснил, что…

— Согласны ли вы взять в жены эту женщину? — спросил комендант.

— Но я же сказал вам, что уже…

Удар пистолетом по лицу заставил его замолчать. Комендант разбил ему губу в кровь. Мама вскрикнула, а отец чуть слышно пробормотал что-то. Эйман попятился назад, моргая и зажимая ладонью окровавленный рот. Кто-то из охранников грубо подтолкнул его ко мне. Я во все глаза смотрела на коменданта. Он улыбнулся мне.

— Я полагаю, несмышленый жиденок, что на мой вопрос вам следовало ответить «да», — сказал комендант.

— Да, — чуть слышно произнес Эйман. — Да, господин.

— Прекрасно. По праву офицера Третьего Рейха и коменданта этого лагеря объявляю вас мужем и женой.

Комендант поднес пистолет ко лбу Эймана.

— Теперь можете поцеловать новобрачную, — сказал его помощник по имени Йозеф.

Комендант спустил курок. Мама заплакала. Эйман повалился на меня, потом соскользнул вниз, на платформу. Слезы хлынули у меня из глаз, но я старалась не двигаться. Позади меня, обняв плачущую маму, отец начал читать молитву.

— Примите мои соболезнования, — сказал комендант, потрепав меня по щеке в черной перчатке. — Теперь вы — вдова.

Его подчиненные загоготали.

— Обожаю свадьбы! — изрек Йозеф.

— А теперь за работу, — скомандовал комендант.

— Мне нравится, как вы работаете, — сказала пожилая женщина в книжном магазине, протягивая мне книгу. — Надпишите ее для меня, пожалуйста.

— Боюсь, что вы ошиблись, — ответила я. — Это не моя книга.

— Как же так? — удивилась она. — Мне сказали, что ее написали именно вы.

— Очень жаль, но вас ввели в заблуждение.

— Разве вы не…

— Я — Рашель Леви. Вот эта книга действительно написана мной.

Она обвела взглядом стол, на котором лежали стопки романа «Ничейная земля», прижимая к груди ту, другую книжку. К столу подошла еще одна женщина и, протягивая мне купленный ею экземпляр, попросила дать ей автограф. Я надписала книгу. Она поблагодарила меня и, радостная, поспешила к мужу. Тот улыбнулся, и они медленно направились к выходу, рассматривая на ходу мой автограф. Первая женщина не отходила от стола. Она смотрела на меня.

— Вы можете приобрести мою книгу, я с удовольствием вам ее надпишу, — сказала я.

Она перегнулась через стол и наклонилась ко мне.

— Я была там, — шепнула она.

Я молча смотрела на нее. Я поняла, что, хотя она и кажется старухой, на самом деле ей не так много лет. Ее старили усталые, страдальческие глаза. Стоящий в магазине гомон словно куда-то вдруг исчез, я слышала только ее голос.

— Нет, не в одном с вами лагере, но я тоже прошла сквозь этот ад.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала я.

— Вам нечего стыдиться, — продолжала женщина. — В этом не было нашей вины.

— Я не была в лагере, — сказала я. — Вы что-то путаете.

— Никто, кроме вас, не смог бы так написать. — Она положила книжку на стол. — Прошу вас, надпишите ее. Для меня это очень важно.

Я оттолкнула от себя книжку с заголовком «Стоящие вдоль улиц мертвецы».

— Я не стану ее подписывать. Я не была в лагере.

— Все уже подписано! Они приняли этот закон! — К нам в квартиру ворвался Томаш, наш сосед. — Я точно знаю. Теперь все пропало.

— Что пропало? — спросила мама, выходя их кухни и вытирая руки о фартук.

— «Все лица чуждой нам крови, и прежде всего евреи, автоматически лишаются права гражданства», — процитировал по памяти Томаш.

— Я знаю, — сказала я.

Отец, совершенно ошеломленный, опустился в кресло.

— Что значит «лишаются права гражданства»? — спросила мама. — Мы здесь родились.

— Это значит, что теперь, когда Гитлер сделал нас частью своей семьи, пришло время от нас избавиться, — объяснил Томаш.

— Мы можем уехать, — сказала я. — Давайте уедем отсюда. Все трое.

— Куда?

— В Венгрию. Или в Польшу.

— Ты могла бы уехать, — медленно проговорила мама. — Та семья готова тебя принять. Они уже получили все необходимые документы.

— Я никуда не поеду без вас.