Любовница Леонарда[СИ]

Архелия вскинула голову, презрительно усмехнулась, а затем поднесла Райке под самый нос кукиш и, печатая каждое слово, произнесла:

— Ну-ка, пошла вон, гадина!

У девушки гудели ноги и побаливала поясница, но отдыхать было некогда — в хлеву время от времени подавала голос некормленая скотина, потерявшая терпение в ожидании замешкавшейся хозяйки.

Давать корм корове, телке и бычку пришлось в полутьме — неожиданно погас свет, и, хоть Архелия поменяла лампочку, не появился.

Уже в доме, ополоснув уставшее тело под душем, она позвонила в контору Клавдии Васильевне.

— Есть в нашем хозяйстве человек, разбирающийся в электрике? — спросила, поздоровавшись. — А то у меня тут в сарае свет пропал…

— В этом деле дока Михайло Грицай, — ответила бухгалтерша. — Он сейчас на ферме. Сказать ему, чтобы зашел к тебе?

— Даже не знаю, стоит ли напрягать дядю Мишу, — засомневалась девушка. — У него там столько дел: и навоз нужно почистить, и сено коровам раздать, и за работой доильной аппаратуры проследить… Может, найдется кто-то другой, посвободнее?

Клавдия Васильевна вздохнула:

— Да был у нас еще один электрик — Ткачук, но отец твой выгнал его за перегар… Давай я пошлю кого-нибудь за Федькой, он специалист толковый и на подъем легкий — сразу и прибежит к тебе. Если, конечно, не сильно пьяный, потому что в последнее время, говорят, стал больше закладывать за воротник, хоть и сидит без копейки…

— Ой, Васильевна, сделайте доброе дело! — обрадовалась Архелия. — Я заодно и поговорю с Федькой. Если он даст клятву не пить на работе, то пусть завтра выходит на ферму, чего ж детей голодом морить? Как думаете?

— Полностью одобряю такое решение! — с энтузиазмом откликнулась бухгалтерша. — Какой он ни есть, Ткачук этот, а все ж наш человек, талашковский. Я с его матерью в школу ходила и в клуб мы с ней вместе бегали в юные годы… Царствие ей небесное, Ниночке!.. Федор, известное дело, любитель выпить, но чист на руку и не было случая, чтобы на работу не вышел.

Пообещав наведаться в контору завтра в первой половине дня, чтобы просмотреть накопившиеся бумаги и дать соответствующие распоряжения, девушка положила трубку. А сама стала гадать, что приготовить себе на полдник, так как обед, увлекшись работой, пропустила.

Ткачук появился минут через сорок. С виду трезвый, но с душком. В руках — автомобильная аптечка.

— Чего там у тебя стряслось, Лия? — по-деловому осведомился он. — Мне сказали, в сарае свет пропал?

— Ага! — подтвердила Архелия. — Я думала, что лампочка перегорела, и заменила ее. Но без толку…

— Понятно! — качнул нестриженой головой Федька. — Что-то, видать, с проводкой… Ну, веди, показывай!

Девушка завела его в хлев, несколько раз щелкнула выключателем.

— Видишь?

Ткачук открыл аптечку, в которой, как оказалось, хранились отвертки, пассатижи и рулончики разного вида изоленты, взял что-то похожее на карандаш с лампочкой на конце и, деловито сплюнув, попросил:

— Иди себе, занимайся своими делами! Не люблю, когда кто-то смотрит, как я работаю.

Через пять минут он вышел из сарая и с довольным видом сообщил:

— Неприятность устранена, хозяйка! Да, собственно, поломки-то и не было! Просто ты не до конца докрутила лампочку в патроне.

— Так что, свет есть? — обрадовалась девушка, бросив метлу, которой подметала бетонную дорожку во дворе.

— Есть, не беспокойся! — Ткачук заискивающе ухмыльнулся: — Может, найдешь мне граммов сто, так сказать, для восстановления здоровья? А то мы вчера с Сан Ванычем того… Целый день мучаюсь…

— Откровенно говоря, мне плевать на твое самочувствие! — без злобы в голосе произнесла Архелия. — Меня больше заботит то, что дома у тебя сидят голодные дети.

— Ну, че сразу голодные? — не согласился Федька, недоуменно пожимая своими узкими плечами. — Галка им вот пшенку сварила. Они ели ее с салом…

— Ладно! — вздохнула девушка. — Ты меня подожди, я сейчас твоим малышам кое-какие гостинцы соберу.

Она забежала в дом. В кладовке взяла с полки трехлитровую банку с консервированным салом, торбочку гречневой крупы и крынку с медом. Затем заскочила в кухню, достала из холодильника баночку домашней тушенки и увесистый кусок говядины. В платяной мешочек отсыпала муки из большой стеклянной кастрюли, положила десятка четыре яиц в плетеную корзинку. Постояла, подумала и, достав из шкафа старенькую клеенчатую сумку, сложила все гостинцы в нее. И, согнувшись в три погибели, поволокла во двор.

Ткачук торчал у калитки, опершись плечом о ствол старой груши, широко раскинувшей ветки с одинокими желтыми листьями, и вовсю дымил самокруткой.

— Возле сарая стоит велосипед, — окликнула его Архелия. — Пойди, прикати его сюда. В руках такую тяжесть ты домой не дотащишь.

Федька удивленно захлопал ресницами, озадаченно почесал затылок и побежал к хлеву.

Вдвоем они погрузили сумку на багажник велосипеда и привязали ее к раме куском бельевой веревки.