Я игнорировала урчащий живот, пока он не заболел, а затем я игнорировала его еще немного. Экзамены начнутся через неделю, дата была обведена красным кружком на историческом Чикагском календаре, прикрепленном большой кнопкой над моим столом. Одна. Неделя. А я все еще не понимала Иммануила Канта, немецкого философа семнадцатого века, чьи идеи, несомненно, будут огромной частью экзамена.
Передо мной были разложены все его книги — от «Основ метафизики морали» до «Критики чистого разума», включая экземпляр «Пролегомены» на оригинальном немецком языке. Плюс огромная стопка заметок. Но перед глазами все начало расплываться, и идеи, которые имели смысл несколько часов назад, разваливались.
Мир внезапно потускнел по краям. У меня было достаточно времени, чтобы задаться вопросом, почему моя кухня становится такой маленькой, прежде чем я потеряла сознание.
Я очнулась лежа лицом вниз на полу в гостиной. Чья-то рука легла мне на плечо и перевернула на спину.
— Привет, — сказала я, улыбаясь, когда голубые глаза и высокие скулы Локи сфокусировались. Он выглядел расстроенным.
— Смертная женщина, — нахмурился он, — когда ты в последний раз ела?
— Просто, эм, — я попыталась вспомнить, заставляя себя сесть, — этим утром? Кажется, я съела… немного миндаля?
Локи покачал головой.
— Пошли, — сказал он, потянувшись ко мне.
— О нет, — сказала я, отталкивая его руку. — Я еще не закончила. У меня всего семь дней, и я не понимаю Канта!
— О, замолкни, — сказал он, обнимая меня за плечи…
… а потом мы оказались в нигде, и там нас ждал столик.
Я была слишком голодна и устала, чтобы продолжать протестовать, поэтому села за стол и положила себе бутерброд с огурцом, а затем рогалик с копченым лососем. Локи налил мне в стакан что-то темно-красное. Это было сладким и искрящимся, а вкус был изумительным.
— Спасибо, — неохотно сказала я, когда желудок перестал урчать, и уровень сахара в крови медленно вернулся к чему-то похожему на норму.
— Ты хочешь, чтобы я вмешался? — спросил он. — Я мог бы сделать так, чтобы экзаменаторы поверили, что твои ответы — самое блестящее изложение, которое они когда-либо слышали.
— О боже, нет, — сказала я, чуть не поперхнувшись соком. — Нет, нет, не смей. Это ничего не будет значить, если я не сделаю этого сама.
Локи улыбнулся мне.
— Как хочешь.
Я смотрела в окно на мягкое, освещенное солнцем море. Я вдруг почувствовала себя очень усталой.
— Итак, — сказал Локи, — что ты не понимаешь у Канта?
Я подняла бровь, глядя на него.
— Ты читал Канта?
Он рассмеялся.
— Дорогая моя, за кого ты меня принимаешь?
— «Категорический императив», — ответила я.
— Какую формулировку? — спросил он, улыбаясь. — Тебе известно, что Кант предложил три разных варианта?
— Все, — сказала я. — Расскажи мне все.
К тому времени, когда Локи обошел вокруг стола, поднял меня и отнес к кровати, я, наконец-то, поняла Канта.
***
Я проснулась посреди ночи, садясь в темноте.
— Мои экзамены! — ахнула я.
— Через четыре дня, — пробормотал Локи, не шевелясь. — Ложись спать, женщина.
Я сидела в темноте, пока мое бешеное сердцебиение не успокоилось, прислушиваясь к шуму волн за окном. Там было очень темно — такая темнота, где не было ни уличных фонарей, ни машин, ни сверкающей или пищащей электроники. За широкими открытыми окнами небо мерцало незнакомыми звездами. Нежные белые занавески наполнялись и трепетали на ветру с океана.
«Все уезжают на скорой перед экзаменами», — сказала мне Дебра. Я вздохнула. Думается, это лучше, чем скорая. Чувство паники, которое сжималось в моей груди с сентября, медленно начало покидать тело. Четыре дня до экзаменов, которые определят ход всей моей жизни. Мне следовало бы испугаться. Я должна была учиться.
Я легла рядом с Локи, наслаждаясь ароматом древесного дыма, слушая его мягкое, ритмичное дыхание. И я заснула.
***
Мои экзамены проходили в четверг и пятницу: два письменных экзамена в четверг, заключительный письменный экзамен и устный экзамен в пятницу. У меня было четыре часа на каждый экзамен, с тридцатиминутным перерывом между ними.
В четверг я проснулась в четыре утра, одна в своей постели. На один дезориентирующий момент мне показалось, что я снова в нигде, но голубое сияние моих ночных часов было совсем не похоже на звезды за окнами, а шум машин вдоль Лейк-Шор-драйв был совсем не похож на тихий шелест волн этого чужого океана.
Когда взошло солнце, я побежала вдоль мыса, стараясь не думать. А потом пришло время поесть, принять душ, одеться. Пешком пройтись до кампуса. Держать ответ.
Мои руки дрожали, когда я открыла ноутбук в экзаменационном классе. Стив сидел через два стола от меня, очень бледный, и я улыбнулась ему. Он отсалютовал мне, ударив себя в грудь и подняв руку.
— Идущие на смерть, приветствую вас, — сказал он.