Конечно, она могла, и ей бы сошло все с рук. Кто я, а кто Милка. Дочка генерала. Нет, я ее не боялась…но я видела, что и он смотрит на нее, и понимала, что их родители уже все давно решили, а мне…мне так ничего и не светит. Ох…надо бежать, дядя Филипп зовет на ужин. Я потом обязательно допишу, дневник. Обязательно. По…»
Письмо обрывалось, следы от шариковой ручки протянуты вниз по листку, как будто она выскользнула из рук писавшей. Значит, это все-таки не письма, а мамин дневник. Она вырывала страницы и прятала их в конверты. Зачем? Известно теперь только ей одной.
Но почему-то, когда она писала о НЕМ, я видела перед собой лицо Петра и так отчаянно понимала маму. Понимала, что значит вот так. Совершенно безответно, горько, безысходно и необратимо влюбиться в того, с кем никогда не будет счастья. Кажется, у нас с мамой была непреодолимая слабость к синим глазам. Как говорят, кровь – не вода.
Я спрятала письма обратно в шкатулку и поехала вместе с охраной на кладбище. Ее могилка в самом конце у старого забора без памятника. Только крест, оградка и табличка с именем. Отчим все время говорил, что на памятники она не заработала, что никогда его не любила.
Какое странное ощущение возникает, когда приходишь в эту обитель скорби, как будто время останавливается, и какой-то вселенский покой окутывает все существо. Покой и грусть, порой невыносимая, сильная, заставляющая сжиматься сердце и слезам выливаться из глаз бесконечным потоком. Место раскаяния, место, где ты полностью теряешь свой панцирь, маски и становишься самим собой перед знаками вечности, перед всеобщей колыбелью, затаившейся в ожидании тебя… и ты непременно в нее попадешь. Вопрос лишь – когда.
– В следующий раз, когда я сюда приеду, у тебя будет стоять памятник, мама, клянусь тебе.
Положила на могилу ее любимые тюльпаны, несколько конфет, печенек и пряников. Вспомнилось, как мама давала мне эти самые конфеты тайком от отчима.
В гостиницу я вернулась поздно вечером. Провела на кладбище почти весь день. Рассказывала маме о нем. О своих мечтах. О том, каким бы я хотела его видеть, и как сама родила бы от него ребенка.
В номере меня ждал ужин и расстеленная постель. Я легла перед телевизором, клацая каналами, пока вдруг не попала на шоу «прямой эфир со звездами». Хотела переключить, но рука замерла, и я вздернулась, всматриваясь в экран – напротив телеведущей сидела жена Айсберга во всей красе. На ней демонстративно узкое платье, подчеркивающее ее положение, волосы распущены по плечам, и она придерживает живот одной рукой.
И нет ничего больнее этой картины, нет ничего ужаснее, чем видеть прямое доказательство того, что ОН с ней спит, и не просто спит, а делает ей детей. Тогда как со мной тщательно следит за приемом таблеток и, если вдруг забыла принять, надевает резинку или не кончает внутри.
Потому что я для траха, а она для любви.
– Людмила Филипповна, расскажите, как вы познакомились с Петром Ростиславовичем? Это случайная встреча, это любовь с первого взгляда?
– Это любовь всей моей жизни.
Сказала и улыбнулась на весь экран. Камера выгодно выхватила ее лицо сверху так, что сглаживались любые недостатки, а волосы волнами лежали на покатых плечах.
– Мы полюбили друг друга еще будучи детьми. В первом классе. Я увидела его и дома сказала маме: «А Батурин, когда вырастет, женится на мне».
– Так и сказали?
Ведущая смеется, зал хлопает, а я, тяжело дыша, стискиваю руки в кулаки и от боли начинаю задыхаться.
– Так и сказала.
– И как получилось, что ваши слова стали пророческими?
– В девятом классе мы стали встречаться, в девятнадцать я…я забеременела. Петя был в армии. Но он приехал в отпуск, и мы сразу поженились.
– А сколько лет вашей старшей девочке?
– К сожалению, Карина не наш первенец…первого ребенка мы потеряли на последних сроках беременности.
– Я сожалею. Примите мои соболезнования.
– Да, это были очень тяжелые времена, но потом к нам пришла наша девочка, и все печали были забыты. Потери нас не сломали, а лишь сделали сильнее.
С какой уверенностью и гордостью она это говорит, а мне хочется в ярости заорать и разбить телевизор. Такой боли, наверное, не вытерпеть никому. Как будто тысячи игл вонзаются мне под кожу.
– Сейчас у вас уже есть две дочери, а вы уже знаете пол будущего новорожденного?
– Ооо, мы с Петей вместе ходим по всем проверкам…
Я резко встала с постели и сдавила в руках проклятый пульт от телевизора. Значит, вместе ходят…вместе. А потом он приезжает и трахает меня. Во всех позах, везде…Я сейчас завою.
– Но в этот раз я была на УЗИ сама и…и доктор пообещал нам мальчика. Петя мечтал о сыне. Он сошел с ума от счастья, когда узнал эту новость.
– Говорят, он подарил вам кольцо с бриллиантом и новую машину?
– О, да…мой муж любит делать подарки. Он купил мне синий…
Я вырубила телевизор и со всей силы швырнула пульт об стену. Сукин сын. Машину. Мне и ей. Ну да, зачем изощряться, зачем придумывать подарки, когда можно не заморачиваться. Обеим по машине. Сына она ждет. Петенька мечтал о сыне.
Сука! И он ублюдок! Ненавижу! Как же я их обоих ненавижу!