Хотелось ли мне, чтоб меня нашли? Не знаю. Наверное, тогда еще нет. Я хотела быть спрятанной им и находиться рядом. Я все еще надеялась найти его во тьме. Наивное упрямство, которое каждый раз разбивается о гранит его цинизма и ненависти.
(с) Ульяна Соболева. Паутина
Когда я открыла глаза, то самым первым увидела его лицо, склонившееся ко мне. С диким воплем я попыталась в это лицо вцепиться ногтями, но мои руки заломили за спину.
Только в меня вселился демон, в меня вселилась адская злость, и я вырвалась из железных объятий. Мои силы удесятерились и, кажется, я сейчас была способна на что угодно. Мне впервые в жизни хотелось убивать. Я бросалась на него, как бешеная кошка, норовя впиться в глаза, в лицо, несколько раз полоснула по шее, вырываясь.
— Сволочь! Ненавижу! Я тебя ненавижу!
Била его и орала, просто громко и беспрерывно орала, а он лишь защищался, хватал меня в охапку и пытался удержать. Со мной творилось нечто невообразимое, еще никогда меня не разрывало от такой дьявольской ярости, как сейчас. Наверное, если бы у меня в руках был пистолет, я бы смогла выстрелить прямо в это черное сердце.
— Ты….ты наврал мне… заставил делать эти ужасные венки…заставил считать, что они мертвые, тыыы….ты чудовище, монстр.
— Обвиняешь меня в том, что я их не убил?
Спрашивает и смеется, а я буквально в миллиметре от его скулы полосую воздух, он держит мои руки и не дает ободрать себя до мяса. А мне так хочется, мне безумно хочется сделать ему больно и увидеть эту боль хоть на мгновение.
— Нет…нет! За то, что солгал мне….за то, что я думала…за то, что ты…ненавижууу! Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу!
— За то, что я оказался не таким жутким, как ты себе представляла! Разрушил твои иллюзии…Это ведь не я их убил, а ты. Ты красочно представила себе, как я это делаю…заметь, это были лишь твои фантазии, в твоем воспалённом сознании! Ты приписала мне то, что сама хотела видеть!
— Нет! За то, что ты вообще существуешь! — и мне удалось впиться ему в щеку, выматерился, схватил за волосы и дал пощёчину в ответ, и в этот раз он сильно заломил мне руки и с яростью бешено тряхнул. Вся на адреналине, я даже не ощутила боль от оплеухи. Я рвалась вперед, чтобы сцепиться с ним. Наверное, со стороны это выглядело забавно: такая мелкая собачонка пытается покалечить самого льва, но мне было все равно. Я не могла успокоиться, меня всю трясло.
— Тебе придется терпеть мое существование и мириться с ним. Сучка! — тронул щеку, и на его пальцах остались следы крови. И меня от вида этой крови трясло еще сильнее. Мне хотелось ее попробовать на вкус, хотелось ощутить его мясо зубами и причинить ему боль.
— Интересно, на таких, как ты, устраивают покушения? Может быть, тебя пристрелят? Я бы с радостью посмотрела, как ты умираешь! Поставила на замедление и любовалась на повторе!
Выпалила ему прямо в лицо, а он сморщился, как от пытки, и сдавил меня с такой силой, что потемнело в глазах.
— Я мог бы за это посадить тебя лет на пятнадцать! Ты вообще понимаешь, что и кому говоришь?
— Понимаю…мужику говорю, который меня трахает! Так посади. На тридцать! Пожизненно! Чтоб только не видеть тебя!
— Мужику? Президенту! Твоему хозяину! Ты забыла, что я тебя купил и притом два раза! Больше, чем купил….ты даже не представляешь, сколько ты мне стоила! — и пальцами волосы мои мнет, не тянет, но и не нежен. Он их буквально трет в своих сжатых кулаках. — Я слишком дорого за тебя заплатил! Посажу, когда осточертеешь! Или убью!
— Заставишь своих псов пристрелить меня?
— Нет…сам, лично.
— Ммммм, — замычала и толкнула изо всех сил обеими руками.
А он вдруг схватил меня за затылок и, чуть приподняв в воздух, притянул к себе.
— Ведьма! — осматривая мое лицо, мои глаза, мои всклокоченные волосы, и я все же вижу три царапины у него на щеке и злорадно ухмыляюсь. Пусть видят. Пусть замазывает гримом, и когда поедет к своей жене, пусть думает, как оправдаться. — Соскучилась по мне?
— Неееет! — яростно ему в губы, а сама трясусь от того, что понимаю, как сильно он меня сейчас обнимает, как жмет к своей груди и восторженно смотрит в мое лицо. Он рад и не скрывает этого, и эта радость передается мне лихорадкой, за которую я себя ненавижу, но он уже заразил, уже поддел меня на ржавый крюк непроходящей зависимости.
— А имя мое на стене зачем царапала?
Я перестала дергаться и замерла…Он там был? В той комнате, где меня держали? Там, где я отчаянно молилась и хотела выжить, где всеми силами призывала его? Искал меня…лично…это ведь не может быть правдой? Не слишком ли унизительно для него?
— От ненависти?
— От ненависти.
Мои губы в миллиметре от его губ, но вместо поцелуя я вцепилась в его губу зубами и прокусила. Отшвырнул меня, как тряпку, так, что покатилась по полу, и зажал рот рукой.
— Сука! Ты что творишь?!
— Ты…заставил меня плести венки…ты…ты манипулировал мной. Мне хочется, чтобы ты…сдох!