Наотмашь по второй щеке так, что и я ощутила у себя во рту кровь. А потом обеими руками за горло и губами в мои губы. Во рту привкус железа и соли, во рту его бешеный и злой язык, сплетается с моим, и мне хорошо…Мне адски, до безумия хорошо. Щеку печет, во рту рана от зубов, а я дико целую его и кайфую от привкуса нашей крови у себя в горле. Искал…видел, шел по моим следам.
А еще потому, что сейчас он человек…он не айсберг, он не морозит меня льдом. Он настоящий. Мы с ним настоящие. Мои пальцы теребят пуговицы на его рубашке, дергают ремень его штанов. Он не помогает мне, а только смотрит в мои глаза своими темно-синими безднами мрака.
Приподнимает меня за талию, подхватывая под колени, сдвигая в сторону трусики, и одним безжалостным толчком заполняет собой. Даааа. Я хотела именно этого. Мне было нужно ощутить в себе его, а себя на нем, в нем. Я не представляла, насколько он сильный, не представляла, что вот так тоже можно заниматься сексом. Совершенно одетые, посреди комнаты, я в его руках, как тряпичная кукла, и он насаживает меня на себя, пронизывая своей плотью до обалденно-сводящей с ума невозможно блаженной боли. Как будто меня обжигает изнутри, как будто мои лёгкие разрываются, а стенки влагалища сдавливают его член и дрожат под мощными ударами мужской плоти.
— Мокрая, всегда голодная шлюха! — хрипло выдыхает мне в лицо и кусает сосок через ткань платья. — Всегда хочешь! Всегда течешь!
И член поршнем входит все сильнее и сильнее. Безжалостными ударами, пробивая меня, как насквозь. Ослепленная оргазмом, впиваюсь в его плечи, выгибаясь назад. Жалобно всхлипываю, судорожно выстанывая последние сокращения удовольствия.
— Хочешь меня…моя Марина! Моя дрянь! Ты ведь — маленькая похотливая дрянь…МОЯ! Ты это понимаешь? Ты только моя!
Его пальцы проникают в мой широко открытый рот и совершают в нем такие же сильные толчки, как и член. И под мои сосущие движения он кончает, силой сдавив мои бедра.
В эту ночь не уехал, остался со мной. Наверное, ощутил, что мне это необходимо…хотя он слишком эгоистичен для этого. Скорее всего, остаться захотел именно сам. Он спит, а я нет. Я смотрю в темноту, ощущая его руку у себя на плече, а под щекой гладкую и горячую кожу. Впервые лежу вот так, на нем. Мне не спится, а в голове пульсируют его слова о том, что я хочу только его, всегда хочу, и я понимаю, что это правда. Я его всегда до безумия хочу. Он разорвал мой внутренний мир, мои представления о любви, о жизни. Он заставил меня желать нежелаемого, хотеть того, чего хотеть неправильно.
Только он не понимает и никогда не поймет одного. Я не просто его хочу. Я его люблю. Моя внутренняя ужасная сущность принимает его таким, какой он есть, и жаждет находиться рядом, обманывает себя болезненными иллюзиями и даже мечтает о счастье.
Я проснулась от того, что мое тело что-то приятно щекотало, открыла глаза и увидела, как Пётр водит по моему плечу ключами с тяжелым черным брелоком.
— Ты умеешь водить машину?
Отрицательно спросонья качаю головой.
— Придется научиться или смотреть на свой подарок со стороны.
Я должна была на них злиться, ненавидеть их. Особенно Гройсмана, но после того, что я пережила, после того ужаса там в лесу со всеми этими могилами и венками мне хотелось обнять их вместе с Эллен и крепко сжать. Нет ничего ценнее человеческой жизни, ничего ценнее понимания, что человек дышит, ходит, смеется, а потом вдруг его просто больше нет. Когда не стало моей мамы, я долго не могла понять, как такое может быть? Ведь только вот…несколько дней назад она жарила мне картошку на кухне, пела колыбельную. Мы просто болтали и смеялись. Только несколько дней назад она сидела на своем любимом стуле и вязала салфетку для кухни…а потом не прошло и полугода, на эту кухню вошла другая хозяйка и выкинула все, что делала мама своими руками. Она выкинула, а я ползала по мусорке, рыдала и собирала мамины вещи в пакет. И винила себя…винила, что могла на нее злиться, что мало с ней разговаривала, что мало ее любила и почти никогда не говорила ей об этом.
Самое страшное — это испытывать чувство вины и ответственность за чью-то жизнь, а точнее, за чью-то смерть. Наверное, не останься они в живых, я бы не пережила. Они снились бы мне по ночам, и я не смогла бы нормально и спокойно жить. И ему… я бы вряд ли ему это простила.
Мой подарок ждал меня под окнами. Блестящий, с повязанным огромным серебристым бантом ярко-красный Берседенс. У меня затрепетало сердце. Никогда в жизни мне никто не дарил ничего настолько дорого и вряд ли подарит. Мне вообще не верилось, что этот автомобиль может быть моим…но он был мой. Сбоку на передней дверце красивой серебристой краской было выведено мое имя.
— Именной подарок, подойди и обрежь ленточку.
Вручил мне ножницы, а я еле удержала их в руке. Это ведь не может быть правдой. У меня не может быть настолько дорогого подарка.
— Документы в бардачке. Она записана на твое имя. Властвуй. Сегодня будем укрощать твою лошадку. И…я жду твоего «спасибо», маленькая ведьма.