Любовница Президента

— Да. Ты избавишься от ребенка, который каким-то идиотским образом появился в твоем животе вопреки всем моим запретам и предупреждениям, и мы продолжим дальше.

Когда он сказал это внутри меня все …потухло и наступила вечная мерзлота Меня окатило этим холодом, меня мгновенно заморозило. Если за секунду до этого где-то в сердце кольнуло, где-то очень глубоко что-то начало оживать…то теперь окончательно омертвело. Я отшатнулась назад, глядя на него сумасшедшим, отчаянным взглядом.

— Я не хочу к тебе обратно, и я никогда не избавлюсь от этого ребенка. Никогда, слышишь? Это мой ребенок. МОЙ. Понятно? Ты не имеешь к нему никакого отношения! Твои дети у тебя с твоей женой…а со мной, с некем у тебя никого нет!

Схватил меня за плечи и придавил к дереву. Заставляя тут же пожалеть о сказанном и снова испугаться до полуобморочного состояния.

— Ты сделаешь аборт и все будет по-прежнему, Марина! Я не буду припоминать тебе твои слова…хочешь быть кем-то избавимся от недоразумения и пойдем дальше!

— НЕТ! Никогда и ничего не будет по-прежнему! Я проклинаю тот день когда пришла к тебе, проклинаю свое предложение, проклинаю твои деньги и тебя проклинаю. Я ненавижу тебя так сильно, что порой, мне кажется, я дышу этой ненавистью. И это ты…слышишь это ты недоразумение в моей жизни! Это от тебя я мечтаю избавиться! Оставь меня в покое! Оставь!

С каждым моим словом он бледнел все сильнее и сильнее и его дыхание становилось отрывистым и шумным. Если бы я не знала, насколько он равнодушен и холоден то могла бы подумать, что мои слова могут причинить ему боль. Но скорее с летнего неба сорвется снег, чем он испытает боль и сожаления. Его просто корежит от того, что я смею так говорить.

— Ты не представляешь до какой степени я тебя ненавижу, как ты мне противен, как я боюсь твоих рук, как я не хочу ни сначала ни с конца с тобой и лишь мечтаю, чтобы больше никогда тебя не видеть…

— Думаешь скажешь мне все это, и я просто так дам тебе уйти? М? Ты правда думаешь, что все будет так легко? Свободу нужно заслужить, Марина.

Снова погладил меня по голове и на этот раз я отшвырнула его руку. Хватит играться со мной. ОН говорил все эти ласковые слова чтобы заставить меня избавиться от малыша. Добровольно убить своего ребенка, как и его проклятая Мила… а потом он бы избавился и от меня.

— А что ты сделаешь? Застрелишь меня в этот раз? Задушишь? Забьешь?

— Нет, зачем? Это слишком скучно и предсказуемо. Мы это уже проходили.

Сунул руку за спину, под пиджак и в пальцах блеснул нож с широким ребристым лезвием, покрутил у меня перед носом, заставив зажмуриться. Господи…Господи неужели он меня зарежет?

— Помнишь…ты мне рассказывала про племянницу Гитлера?

Конечно, я помню… я все помню, что рассказывала ему. Помню нашу первую встречу, помню, как увидела его из окна гостиницы. Каждую мелочь помню, каждое слово и каждый взгляд. Словно наяву.

«— Иди посмотри. Сегодня вкусно поужинаем. Такие гости и осетра могут заказать, и виски дорогой, а потом от них столько объедков остается.

От ее слов заурчало в животе и засосало под ложечкой. Я слезы размазала по щекам и к окну подошла. Внизу припарковались два тонированных джипа, из одного вышел мужчина, подбежал к передней двери, услужливо распахнул, тут же раскрывая зонт над головой другого мужчины в черном пальто с приподнятым воротником. В полумраке видно только русые волосы и мощный силуэт. Он осмотрелся по сторонам и пошел к корпусу гостиницы. По бокам тут же выстроились еще двое без зонтов, руки сложили за спиной и провели мужчину внутрь здания.

— Сейчас начнется сумасшествие, со всех шкуру драть будут. Побегу на кухню, посмотрю, что там с ужином. А ты не грусти и к вечеру готовься. Чему быть, того не миновать».

Да…чему быть того не миновать. Вот и он случился в моей жизни, как и в жизни моей мамы. Но я не скажу ему об этом. Я не стану марать ее имя, не стану говорить о том, кто она…не стану рассказывать, что она его любила. Он этого не заслуживает. Это мамина тайна и Айсберг никогда о ней не узнает.

— Нет. Ничего не помню.

Сказала и снова ощутила злорадную радость от того, как дернулись уголки его рта. Как будто я отвесила ему пощечину.

— Я освежу тебе память. Говорят, он убил ее, когда она захотела от него уйти. Если не ошибаюсь он ее зарезал.

От ужаса по телу поползли мурашки, и я вся внутренне сжалась, когда охотничий нож коснулся моего горла. Пощекотал под подбородком, тронул ключицы.

— Но я не Гитлер. Я добрее его, справедливее, честнее. Ты даже не представляешь насколько.

— Нет ты страшнее, ты ужаснее намного, ты палач моей души и моего сердца. Ты …меня уничтожил, а теперь хочешь отнять самое дорогое, что у меня есть. Но я не отдам. Без боя. Вначале тебе и правда придется вырезать мое сердце…и ты лишишься сразу двоих детей. Того, что потеряла твоя жена и этого. Ты станешь проклятым детоубийцей!

Сорвалась на рыдание и впилась руками в его запястье. Как же адски я сейчас его ненавидела как же невыносимо сильно желала ему смерти.