Любовницы Пикассо

Мы не говорили о Венеции и нашей двухнедельной разлуке. Если Джеральд и заметил какие-то взгляды, которые бросал на меня Пабло при встрече в гостинице или на пляже, то не упоминал об этом. Мы делали вид, что все хорошо, и вскоре так стало. Мы вернулись к прежней жизни, как будто случившееся было неким маскарадом, неудачной костюмированной вечеринкой.

Но, конечно же, это была не игра. Вред был причинен. Я часто думала об Анне. Были ночи, когда я лежала без сна, думая о ней, и у моей вины был тухлый привкус, от которого никак нельзя избавиться.

14 Алана

– Вот так закончилось лето, – сказала Сара. – Наше прекрасное мирное лето. – Ее глаза казались огромными на бледном лице… – Я была неверной супругой. Джеральд запутался еще больше, чем раньше. Пикассо как будто обозлился на всех женщин. Анна пропала. Мы больше никогда не встречались с этой женщиной, которую я предала.

Я подвинулась на стуле, облегчив давление на затекшую правую ногу. Больше часа я не шевелилась и старалась реже дышать, пока слушала историю Сары. Снизу доносился смех и звон посуды на кухне. Близилось время ужина.

– Я устала, – сказала Сара. – Знаете, раньше я никогда не рассказывала эту историю целиком. Никому, даже Джеральду. Это очень грустная история… Но приходите завтра; у меня еще есть чем поделиться.

В комнате, плотно закрытой для интервью, стало холодно. Сара поежилась и надела шерстяную кофту.

– Завтра, Алана, мы завершим эту историю. Но сейчас я должна присмотреть за ужином.

* * *

Джека не оказалось у приемной стойки, и я решила, что он, должно быть, в столовой. Но и там его не было. Даже спустя такое недолгое время я надеялась встретиться с ним, увидеть его взгляд, когда он поднимает голову от регистрационной книги и здоровается со мной, услышать уничижительные замечания насчет гостиницы, заметить его скептическую улыбку.

Я приняла душ и уселась за старым выщербленным дубовым столом. Поработала со своими заметками, упорядочила их и расставила вопросительные знаки там, где хотелось бы больше узнать о том, что я услышала от Сары. Потом я дошла до страницы об Анне, ее романе с Пабло, ревности и предательстве Сары… Нет, этот материал нельзя использовать для статьи! Почему Сара рассказала мне об этом? С ее стороны все звучало как исповедь, хотя я обратилась к ней за информацией.

Я тосковала по матери, которая уселась бы рядом и внимательно выслушала бы меня, не перебивая, заставила бы меня прийти к определенным выводам – верным или неверным. При этом она могла сказать: «Прошлое есть прошлое. Важно то, что происходит сейчас и может произойти завтра».

А потом она бы спросила, встречалась ли я с Уильямом сегодня вечером.

Уильям… «Мой нежный Уильям» – так я называла его до тех пор, пока наши разговоры не переключились на его работу, карьерный рост и назначение даты свадьбы. Пока не начались грубоватые намеки на то, что я должна отказаться от собственной карьеры и стать домохозяйкой, которой мне надлежало быть, по его мнению.

Существует множество видов насилия над женщиной. Пикассо, этот серийный соблазнитель, был воплощением одного из них. Он мог легко пробудить в женщине желание и даже любовь. И делал это, никогда не отдавая взамен столько же – вероятно, за исключением Франсуазы Жило, которая собиралась от него уйти.

Но есть и другой вид насилия. Как у Уильяма. Вечное настаивание на том, что я должна разделить его путь и быть его сообщницей, притом что мои личные мечты и устремления были для него неважными. То есть я была вторичной. «Это то же самое, что Пабло проделывал с женщинами», – подумала я. Он превращал их в произведения искусства; а Уильям хотел превратить меня в свою секретаршу.

Закончив разбирать записи, я спустилась в столовую. Было почти десять вечера, и я оказалась последней посетительницей; мой столик с чистой белой скатертью и еще не зажженной свечкой был окружен другими – с крошками и пятнами, кофейными ложками, чашками со следами губной помады: они ожидали уборки. Я слышала смех на кухне и тихий ропот разговоров в коридоре: люди поднимались по лестнице и расходились по номерам.

– У нас почти ничего не осталось, – сказал Джек, подошедший с другого конца столовой. Он наклонился и передвинул солонку и перечницу ближе ко мне. – Обычно мы не обслуживаем посетителей в такое время. Повар уже ушел.

Я отложила меню, прислоненное к стакану с водой. Там числились жареные цыплята и стейки Солсбери, но я проголодалась настолько, что могла удовлетвориться даже бутербродами с арахисовым маслом и джемом.

– Извините, что так припозднилась! – сказала я. – Может быть, сэндвич и бокал вина?