Любовницы Пикассо

Джек выглядел усталым. Его светло-рыжие волосы встали дыбом, когда он попробовал пригладить их ладонью; под глазами залегли темные круги. «Так бывает после четырнадцатичасового рабочего дня», – подумала я, вспоминая долгие часы ожидания, когда моя мать трудилась в дизайнерской студии в центре города. Возвращаясь в квартиру, она бросала пальто и шляпу на стул и на пять минут закрывала глаза. Я научилась готовить еще в раннем подростковом возрасте, чтобы она могла дольше отдыхать перед ужином.

– Я могу предложить кое-что получше, – сказал Джек. – И я рад, что вы вообще вернулись. Я немного беспокоился. Как насчет омлета и салата? И, если не возражаете, я присоединюсь к вам. Я еще не ел.

– Отлично! – ответила я, задаваясь вопросом, почему так рада его заботе и желанию поужинать вместе.

«Потому что он очень симпатичный», – сказала я себе. Потому что мне нравились его улыбка и глаза, когда он отвечал на мой взгляд, словно оценивая меня. Не так ли Пикассо совращал своих женщин? С помощью своего всевидящего взора? «У Джека бледно-голубые глаза, но он тоже все видит», – подумала я.

Через несколько минут он вернулся с обещанной едой и бутылкой вина.

– Вы отличный повар! – промямлила я с набитым ртом, распробовав омлет.

– Я лучше обращаюсь со сковородкой и кулинарной лопаткой, чем с молотком и плоскогубцами, – признался он. – В армии я был поваром.

– Было непросто, да?

– Очень. Если бы мы были знакомы получше, я рассказал бы парочку историй. Их слушать нелегко… А пока что скажу, что я был очень рад, когда война закончилась и я смог покинуть Сайпан.

Он отложил вилку, как будто воспоминания отбили у него аппетит, и начал прикуривать сигарету, но я протянула руку и отобрала ее.

– Вы должны поесть.

– Хорошо… Ладно. Но налейте мне еще бокал вина и расскажите, каково быть журналистом. Что за парень этот Рид?

Я рассказала, постаравшись сделать историю как можно более забавной, чтобы развеселить его. Изобразила трубку Рида в виде кляпа, а склонность Элен к коктейлям – в духе комичной сценки из фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», который посмотрела в августе вместе с Уильямом. Способность вызвать смех у Джека напомнила мне о собственных чувствах, когда я пришла домой из школы и показала матери медаль за высший балл по геометрии. Настоящее достижение!

Мы беседовали до поздней ночи. Когда все вокруг стихло, остатки нашего ужина скукожились на тарелках, а бутылка опустела. Наши голоса охрипли от усталости; тогда Джек встал и потянулся.

– Завтра рабочий день, – сказал он. – У нас обоих.

Мы расстались у подножия лестницы, наклонившись друг к другу, а потом быстро отстранившись. Этот незавершенный жест оставил между нами недосказанность.

15 Алана

– Когда закончилось лето, мы вернулись на север и сняли комнаты в отеле «Резервуа» в Версале, – рассказывала Сара на следующий день. – Достаточно близко, чтобы встречаться с друзьями, но вполне далеко, чтобы я могла слушать пение птиц по утрам. Я люблю птичий щебет, а вы? Мы вернулись к прошлогоднему распорядку: занятия живописью, коктейли, визиты в зоопарк и в ботанический сад с детьми. Иногда ненароком встречались с Пабло и Ольгой и несколько раз обедали вместе, обычно в шумном бистро. Думаю, Пабло специально выбирал места, раздражавшие его жену. Она предпочитала скрипки и белые скатерти, а не клетчатые ткани и аккордеоны.

Сара налила нам чай.

– С вами все в порядке, Алана? Вы выглядите усталой.

– Поздно легла и мало спала, – призналась я. Так оно и было. Я ворочалась с боку на бок, думая об Уильяме, Джеке, моей статье и будущем. О моей матери.

Сара вздохнула.

– Вам нужно беречь себя! Мы почти закончили, но мне понадобится ваше внимание.

– Поверьте, я ловлю каждое слово! – Я показала ей блокнот с густо исписанными страницами.

– Хорошо. В ту зиму Пабло работал днем и ночью. У него под глазами залегли тени… как у вас теперь. Но его картины – о, это было потрясающе! Все краски юга: солнце и песок, охра и киноварь… Композиции из гитар и тарелок с фруктами. Он как будто взял наше лето и дистиллировал его эссенции, которые затем перенес на холст. Все, что тогда произошло. Эту часть истории я не рассказывала никому – о том, что случилось после Венеции, – повторила она, подчеркивая, что эти слова предназначены только для меня. Я еще не поняла почему. – И это не важно для вашей статьи. Вы не будете об этом писать.

Я заколебалась, но Сара была права. Ее личная история не была необходимой для моей статьи. Если честно, я гадала, зачем она делится такими интимными подробностями.

– Договорились, – ответила я.

Сара встала и подошла к окну: серая панорама была наполнена печалью дождливого осеннего дня.