Любовницы Пикассо

– Посмотрите на ваши черные волосы, – сказала она. – И на скулы. На линию подбородка. На брови – прямые, а не изогнутые. Но самое главное, когда вы улыбаетесь, что случается редко, я вижу улыбку Анны. Она, как и вы, улыбалась редко, но когда это происходило, то глубоко западало в душу. Я понимаю, почему Пабло считал ее неотразимо привлекательной и почему Ольга невзлюбила ее. И она была испанкой, как и ваша мать. Вы просто вылитая Анна – на двадцать лет старше, чем в последний раз, когда я видела ее.

– Это невозможно, – пробормотала я.

– Подумайте, Алана! Как вы впервые узнали обо мне?

– Из газетной вырезки, которую нашла в одной из книг матери…

– Это могло быть совпадением. Но, может быть, она оставила эту вырезку для вас?

Сара поставила фото на книжную полку передо мной. Три фигуры смотрели на фотографа, которым был Пикассо. Я снова осознала, как мало моя мать рассказывала о своем прошлом до моего рождения.

– Невозможно, – повторила я. Или…

– Вы понимаете, что это значит? Моя Анна осталась в живых! Она не погибла в Гернике! Я получила еще один второй шанс! – Сара обняла меня. – Она выжила, Алана, дочь Анны!

Мне пришлось принять это предположение или хотя бы сделать вид – ради Сары. Оно по-прежнему казалось маловероятным, но я прослеживала возможный след моей матери: ее любовь к работам Пикассо, ее радость, когда я стала изучать его творчество и написала об этом диплом, а потом – газетная вырезка, которая привела меня к Саре. Она могла уже после своей смерти сообщить мне так и не сказанное при жизни… Это отвечало на некоторые вопросы, но поднимало другие. Почему она ничего не рассказала?

– Возьмите фотографию, если хотите, – сказала Сара. – Она должна принадлежать вам.

Вместо того чтобы протянуть мне снимок, она положила его на стол. Потом задернула занавески, отгородившись от раннего осеннего вечера, и лампа на приставном столике отбросила ее размытую тень на ковер.

Сара предложила мне выбор. Оставить снимок здесь и притвориться, что ничего не было – просто случайное совпадение, – или взять фото и унести с собой. Сделать все это частью моей личной истории.

Анна. Марти. Все эти невысказанные тайны. Моя любящая и чрезмерно заботливая мать, которая советовала избегать прошлого и думать о настоящем и о будущем. Я знала, что она родила меня в молодости, но до этого у нее была жизнь, о которой я и не догадывалась.

Звуки из кухни стали громче. В атмосфере витало чувство нетерпения и настоятельности. Я взяла фотографию и положила в карман.

Сара кивнула и повела меня к двери, потом – к лестнице. Я спустилась по уже знакомой ковровой дорожке словно в полусне. У парадного входа Сара снова обняла меня и на секунду взяла мое лицо в ладони.

– Я рада нашей встрече, дочь Анны! – сказала она. – Рада, что хотя бы часть этой истории закончилась хорошо, что Анна выжила. Возвращайтесь когда-нибудь, и мы еще поговорим.

Вот так закончилась моя встреча с Сарой… Я приехала в поисках Пикассо, а узнала историю своей матери.

Когда я выезжала с дорожки перед домом Сары, то увидела ее лицо. Она смотрела на меня из-за полупрозрачной занавески, как в первый день. Любопытство сменилось выражением покоя. Ее подруга Анна выжила и родила дочь.

* * *

– Трудный денек?

Когда я вернулась в гостиницу, Джек снова восседал за регистрационной стойкой. Здесь было более шумно, чем обычно; из столовой доносились смех и громкие звуки разговоров.

– Можно сказать и так, – ответила я.

С тех пор, как я узнала свою мать на фото, ничто уже не казалось реальным или знакомым. Я посмотрела на Джека вопросительно.

– Сегодня у нас много посетителей: несколько компаний на автомобилях. Так что если вы хотите поужинать, то лучше сейчас, пока не приехали новые. Ваш обычный столик?

– Я не голодна. Только ключ от номера, пожалуйста.

Джек окинул меня взглядом:

– Вам нужно выпить.

Я смотрела на его соломенно-желтые волосы, веснушки и вечную складку между бровями. Отвечать не хотелось. Потребность – это ощущение человека, знакомого с реальностью: скажем, того, кто понимает, кем была его мать, а не узнает перед своим тридцатилетием о ее тайнах, которые уводят гораздо глубже скудных фактов, которыми она делилась со своей дочерью.

Меня накрыло чувство, что я путешествую во сне по чьей-то чужой истории – не по собственной.

– Я принесу вам сэндвич, – тихо сказал Джек. – Встретимся позже, в баре. И поговорим.

Он улыбнулся, и между нами снова пробежал этот теплый электрический ток.

– Завтра утром я уезжаю, – сказала я позже, когда мы сидели в кабинке в самом темном углу бара. Я успела принять душ, попыталась вздремнуть и перечитала свои записи, но меня не оставляла одна мысль: Анна-Мартина. Анна. Марти.

Джек был предусмотрительным. Он почувствовал, что, независимо от темы разговора, сегодня могут быть слезы, и решил обеспечить нам некоторое уединение.

– Жаль это слышать… – Его слова звучали искренне.