Любовницы Пикассо

Жаклин… Она не хотела видеть меня. Не хотела моих разговоров с ее возлюбленным, отвлекавших Пикассо воспоминаниями о времени, которое было до нее. Она просто была влюблена, и ее любовь была страстной и собственнической.

Я стучала и колотила ногой в дверь. Я трясла замок и швыряла камешки в окна. Ничего! И когда я была вынуждена примириться с тем, что внутри никого нет, то попробовала притвориться, что это случайность. Он просто забыл! Я надеялась, что он еще придет, и стала ждать. Я ждала два часа, и каждая минута казалась вечностью. «Ты должен быть здесь, – внушала я ему. – Я еще о многом хочу рассказать».

Через несколько часов женщина из мебельной мастерской на другой стороне улицы вышла наружу и принесла мне стакан воды, как уже делала раньше. В ее глазах была жалость.

– Сегодня я его не видела. Если бы он собирался прийти, то уже был бы здесь, – сказала она. – Думаю, вам нужно попробовать завтра.

Я допила воду и протянула ей стакан. Мне хотелось подождать еще, но я понимала: она права. Он не придет.

– Жаклин очень ревнива, – сказала женщина. – Наверное, вы показались ей слишком хорошенькой. Теперь, когда Франсуаза ушла, она хочет заполучить его для себя.

Я встала и медленно вернулась в город, надеясь встретиться с ним по дороге. Этого не случилось.

Когда я вернулась на городскую площадь, то девушка, которая вчера приносила Пикассо корзину с едой, сидела за столиком летнего кафе с кофе и сигаретой. Был ранний вечер – тихое время между ланчем и ужином, когда на черных железных стульях городских кафе полно пожилых мужчин, клюющих носами над газетами и рюмками пастиса. Девушка взглянула на меня с мимолетным интересом, когда я поздоровалась с ней.

– Мсье Пикассо? – уточнила она, когда я спросила, приносила ли она еду сегодня утром. – Нет. Его женщина оставила записку и велела не приносить ему ланч, потому что их здесь не будет. Они отправились в Ним на корриду – бой быков. Последний в этом сезоне.

Вчера он не упомянул, что собирается на корриду, хотя мы проговорили больше двух часов. Это было сиюминутное решение. Кто его принял? Жаклин смотрела на меня внимательно и враждебно, без тени дружелюбия. Вероятно, она увидела в моем лице больше, чем он, – некоторое сходство в форме глаз и линии носа, включившее все ее тревожные звоночки. И вот теперь Жаклин и Пикассо уехали.

– С вами все в порядке, мадемуазель? – осведомилась девушка. – Вам что-нибудь принести? Вы голодны? Нет? Ну как хотите… – Она вернулась к своему кофе и опять закурила.

– Ничего не вышло, – констатировала мадам Роза, встретив меня у двери пансиона. Ее попугай тихо клекотал и чистил перышки, переступая с ноги на ногу на насесте. – Я вижу это по вашему лицу. Держитесь! Есть еще завтра.

– Да, – согласилась я. – Завтра.

* * *

Я ходила в Валларис еще два дня подряд. Но Пикассо так и не вернулся из Нима – или оттуда, куда еще он мог уехать.

– Возможно, они отправились по делам в Париж, – сказала девушка из кафе. – Или в Арль, чтобы повидаться с другим старым художником – Матиссом. Они частенько его посещают. Еще кофе, мадемуазель?

На городской площади дул холодный ветер – пресловутый мистраль Южной Франции, который приходит из долины Роны. Погода изменилась. Солнце светило ярче обычного, и небо было голубее, поскольку мистраль унес с собой все облака и туманы. Мадам Роза сказала мне об этом вчера. К тому моменту наши вечерние посиделки на веранде после ужина, когда она курила, а я рассказывала о Нью-Йорке и своей матери, стали ежедневным ритуалом. Я рассказала ей все… кроме того, что у моей матери был роман с Пабло Пикассо, которого я считала своим отцом.

Я начинала понимать, почему мама была такой скрытной. Она хотела защитить меня от переживаний, которые возникают, когда оказываешься перед запертыми дверьми, от страданий, когда ты отвергнут.

Со своей стороны, мадам Роза научила меня важным вещам о жизни в Южной Франции: какую еду нужно выбирать, какие вина являются лучшими. Она рассказала мне о тридцати двух ветрах Прованса – Руссо, Леванте, Аура-Бруно, но самое главное – о мистрале, который сдувает и уносит все, что не было правильно прикреплено. По словам мадам Розы, сильный мистраль мог оторвать даже хвост у осла. Разметать садовую мебель, сорвать выстиранную одежду с бельевой веревки или черепицу – с крыши. А когда он очень силен и долго не прекращается, то вызывает головную боль и бессонницу, которые могут свести с ума.

Я могла представить Анну в ее постели той ночью в гостинице перед бегством, когда мсье Селла сообщил, что больше не нуждается в ее услугах. Она должна была догадаться, что ее предала Сара. Должна была понять, что покровительственная дружба сменилась враждебностью, как летний бриз сменяется бешеным мистралем.

Сидя в кафе в Вилларусе в третий и последний раз, когда пришла туда в надежде на возвращение Пикассо, я снова попросила кофе, думая о том, что кофеин должен облегчить головную боль. Но вкус кофе только усилил ее, и я не смогла допить даже чашку.