Любовницы Пикассо

– Послушайте, – обратилась я к нему, – мне нужно это интервью, чтобы получить работу. Хорошую работу от редактора журнала, который не хочет нанимать меня, потому что я женщина. Мне тоже нужно зарабатывать на жизнь, и я родилась без серебряной ложки во рту. Я плачу за аренду жилья. Электричество тоже не бесплатное.

– И вы не замужем, – добавил он.

– Даже если бы и была замужем, то все равно хочу получить эту работу. Вам когда-нибудь хотелось чего-то большего, чем просто иметь еду на столе?

Жесткие очертания его губ немного смягчились. Он кивнул, хотя я не могла истолковать, что означал этот жест. Не сказав ни слова, он встал и направился к клиенту за соседним столом.

Джек вернулся, когда я закончила ланч. Принес вазу с оранжевыми хризантемами и папоротником.

– Цветы… – я не удержалась от язвительного тона; его замечание насчет карьеристки усилило мою настороженность. – Не стоило так стараться!

Этот букет напомнил мне, что Уильям уже один или два года не дарил мне цветы. «Они все равно умирают, – сказал он, когда я остановилась полюбоваться желтыми розами в цветочном киоске. – Пустая трата денег».

Когда Джек поставил вазу на стол, я накрыла его руку ладонью, повинуясь внезапному порыву. Он посмотрел удивленно, и на мгновение между нами возникло ощущение близости, которое меня потрясло. Я убрала руку, и ощущение исчезло.

– В некотором смысле эти цветы для вас, – сказал он и отошел на шаг в сторону. – Отвезите их миссис Мерфи. Поскольку ее садовник работает у нас два раза в месяц, я точно знаю, что у нее нет хризантем такого цвета.

– Спасибо.

– Мне показалось, вы любите цветы. Я оставлю еще один букет в вашем номере.

– Еще раз спасибо.

Мы оба старательно избегали прямо смотреть друг на друга. Мне нравились его веснушки, бледно-голубые глаза и светло-рыжие волосы; нравилось, как он горбился в дверях из-за своего роста. Меня уже довольно давно не привлекал ни один мужчина, кроме Уильяма.

Во второй половине дня я снова приехала в Чир-Холл. Когда я постучалась, мне открыла Сара, а не горничная.

– Вы вернулись! – ее голос был почти дружелюбным. – Я так и думала.

– Это для вас, – я протянула цветы.

– Узнаю Джека Бреннана, – сказала она. – Почтальон сообщил мне, что вы остановились в его гостинице. Я собираюсь поговорить с ним. Ну заходите, раз уж вы здесь! Я могу уделить вам несколько минут.

Она взяла мое пальто и повесила его на крючок рядом с зеркалом в прихожей.

– Чудесный шарф! – добавила она, когда я вручила ей эту деталь моего гардероба. Шарф был шелковым и плавно развернулся в воздухе, показав авторскую монограмму в уголке.

– От Марти, – одобрительно заметила Сара.

– Да. Она была моей матерью.

– Я не знала, что Марти – это настоящий человек. – Она снова посмотрела на шарф, потом – на меня.

– Самый что ни на есть, – заверила я.

Сара негромко рассмеялась с переливчатыми обертонами.

– Пойдемте в мою гостиную! Но нам нужно вести себя потише: Джеральд все еще распаковывает свои книги и перечитывает большинство из них, прежде чем расставить по полкам.

Откуда-то из задней части дома донесся смех и звяканье тарелок. «Горничная и повар, – подумала я. – Убирают со стола после ланча или начинают готовиться к обеду». Моя мать входила в такие дома через черный ход вместе с другими слугами, прежде чем смогла получить работу в «Клэр Дизайн» в отделе шарфов.

Ее специальностью стали органические узоры – черные точки на светло-коричневом фоне, красные и зеленые перья на фоне голубого неба – узоры, которые хорошо сочетались с дневными костюмами Dior и Chanel. Грейс Келли[22] носила их как головные платки, Элизабет Тейлор[23] повязывала на шею. Тогда я была подростком и с большим трудом могла совместить образ матери, которая каждое утро выходила из дома в костюме ручного покроя, с той женщиной, которая в моих детских воспоминаниях носила форму горничной.

– Может случиться все что угодно, – часто говорила она. – Иногда даже хорошие вещи.

Я помедлила в прихожей Сары Мерфи. Теперь, наконец добившись разговора тет-а-тет с подругой Пабло Пикассо, я отчасти утратила прежнюю уверенность. Каждое слово будет напоминать о моей матери, любившей его работы. Мы поссорились незадолго до ее смерти. Последнее, что я ей сказала, – «Это не твое дело», когда она в очередной раз спросила, почему я не назначила свидание с Уильямом. «Ты – это мое дело», – ответила она.

Сара провела меня по коридору мимо элегантно обставленной гостиной со стильной мебелью и уютными диванами, кабинета и библиотеки с забитыми книжными полками, где я увидела, как Джеральд Мерфи задумчиво склонился над грудой книг.

– Чудесный дом! – заметила я, вежливо держась на несколько шагов позади.

– Мне здесь нравится гораздо больше, чем в Нью-Йорке. – Сара с улыбкой обернулась ко мне. – Очень тихо по ночам, птичий щебет по утрам… Кажется, вы говорите о вашей матери в прошедшем времени?

– Она умерла в этом году.

– Примите мои соболезнования! Вы были близки?

Сара выглядела искренне опечаленной.

– Иногда, – ответила я.