Любовницы по наследству

— Придётся тебе, братан, купить мне новый чемоданчик. — Я с издёвкой посмотрел на мужика, который уже бесцеремонно уселся за стол и плеснул сам себе в грязный зацапанный гранёный стакан из полупустой бутылки водки. Да, насчет нехватки спиртного я несколько не угадал, — чего-чего, а этого добра у него в доме пока что хватало. Он словно перестал замечать моё присутствие рядом с собой и принялся за осуществление своего любимого «процесса».

Вопреки моему неидеальному восприятию данного человека как личности, его дом был внутри обставлен далеко не в стиле алкашей. Чувствовалась рука настоящего хозяина, или хозяйки. Аккуратно вымытая газовая плита, новенький двухкамерный холодильник, чистые радующие глаз обои в цветочек, обработанные пылесосом ковровые дорожки, — все детали в совокупности создавали в помещении своеобразный уют. Только вот на столе всё выглядело далеко «не по-хозяйски». Разбросанные по всей площади хлебные крошки вперемешку с табаком, пустая консервная банка, грязная пепельница с кучей окурков внутри, недопитая бутылка, окруженная как изгородью колбасными очистками, — это, наверняка, и было единственной «собственностью» живущего тут мужчины.

— Да, — брезгливо усмехнулся я, — полный контраст вещей.

— В каком смысле? — наконец-то подал голос мужик, не глядя в мою сторону, а принимаясь за нехитрую закуску.

— Несоответствие пейзажа с натюрмортом. Знаешь хоть, что эти слова означают?

— Подожди, скоро сам узнаешь, — недовольно покачал головой пытающийся выглядеть умным собеседник. — Я тебе так твой натюрморт разукрашу.

Как мне удалось убедиться, дальше угроз у него дело не шло. А угрожать всё же было надо, — хоть что-то ведь должно говорить о том, кто в доме хозяин.

— Если уж ты собрался меня разукрашивать, — насмешливо поправил его я, — то это будет уже называться не натюрморт, а портрет. Ничего не смыслишь в живописи. Натюрморт — это то, что у тебя на столе. Был бы я художником — запечатлел бы данную картину на века, как говорится, для потомков… Ладно, мужик, шутки шутками, а где всё-таки Тамара Ишаченко?

— Ой, здесь я, здесь! — Неожиданный звонкий женский голос за спиной чуть не заставил меня заикнуться. В комнату вихрем влетела раскрасневшаяся запыхавшаяся женщина в аккуратном строгом голубом пальто с песцовым воротником и оригинально сшитой наверняка по заказу светлой меховой шапке. — Слава Богу, что вы меня дождались. Успела таки! Я ведь хотела предупредить по телефону оболтуса своего, что сегодня задержусь, а он, как назло, трубки целый день не берет… Вы как, уже познакомились между собой?

— Вроде бы как да, — слегка замявшись, ответил я. Мужик только молча кивнул головой и продолжил жевать.

— Стало быть, вы и есть Андрей Николаевич Лозицкий, тот репетитор, о ком мне говорили? — Женщина приветливо протянула руку. — Тамара Михайловна Ишаченко, очень приятно. Паша, что же это ты развёл на столе такой страшный бардак, перед гостем ведь стыдно?

В отличии от неё, у «Паши», видать, чувства стыда не было и на копейку. Он наверняка считал подобное положение вещей вполне естественной нормой жизни всякого порядочного человека и к замечанию жены не отнёсся никак.

Тамара Михайловна сняла с себя верхнюю одежду и принялась лихорадочно убирать со стола. Её и без того порозовевшие в результате спешки щёки и уши стали от смущения краснее томатной пасты, а высокая пышная прическа на голове, казалось, вот-вот свалиться вниз. Одета женщина была в строгий коричневый деловой костюм, совсем не подчеркивающий ее фигуру, а даже несколько уродующий. Широкие карие глаза сияли чрезмерной озабоченностью и усталостью.

— Ни на секунду нельзя самого дома оставить, — укоризненно сказала она мужу, — прямо, как дитя малое. Когда уже ты к порядку приучишься? Где ты сегодня целый день был? Почему трубки не брал?..

— Ай, ай, ай, Пашенька, какой непослушный мальчик! — запричитал я в такт её словам. — В следующий раз если будешь так себя вести, — на бутылочку не получишь. Разве так можно, хороший ты мой?

Тамара Михайловна резко остановила свои действия и осенила меня немного удивлённым взглядом. Мои кривляния она наверняка истолковала не иначе, как камешек в свой огород. Я понял, что это ей не совсем понравилось, и сразу же попытался сменить пластинку.

— Извините, это ваш предмет утвари? — В моих руках ловко возник как из цилиндра фокусника нож-бабочка.

— Наш, — с широко открытыми глазами ответила женщина и тут же прикрыла ладонью рот. Я не мог не полюбоваться её красочно пылающим лицом, — в момент своей растерянности она была просто прекрасна, хоть портрет пиши. — Боже мой, Паша, неужели ты опять…

Договорить она не успела. Насупленный супруг, словно ужаленный со стороны сидения стула сорвался с табуретки и, схватив стоящую на столе бутылку за горлышко, подскочил ко мне.

— Отдай, сука, сюда! — завопил на весь голос. — Убью гада!