Любовное чтиво

Да, это была моя фантазия! Сначала я просто хотела сообщить тебе, что я – твоя дочь. Напомнить о моем и Дашином существовании. И еще сказать, что в смерти Игоря виноваты мы с тобой – оба! Когда Даша рассказала мне о том, как ты выгнал ее на мороз, во мне поднялась такая ярость! Не только к тебе! Я наговорила гадостей Даше, а потом – Игорю. Я сказала Даше, что она тряпка. Подстилка, которая может ложиться под одного мужика, а при этом мечтать о другом. А Игорю – что он не мужик, если способен боготворить такую женщину, как Даша. Зная, что не он отец ее ребенка. Что она живет с ним, но не любит его.

На следующий день он погиб. Разбился насмерть в автокатастрофе. Он был опытный водитель со стажем, он бы так не сглупил – это было самоубийство. Вернее, убийство. Ты и я убили его. Но за что? За то, что он был добрый человек, в отличие от тебя, спас любимую женщину и вырастил чужого ребенка?

Будь мы оба прокляты!

Только не вздумай меня искать! И не вздумай разыскивать Дашу! Не добавляй новой боли в нашу жизнь! Надеюсь, что ты хотя бы на это способен, папаша…

Лизу я забираю с собой.

Это моя собака. Моя!

Сижу в кресле и вижу со стороны свое лицо. За полгода оно постарело на двадцать лет. Но не Вика главная тому причина. Главная причина – моя память. Она просыпается… Она почти полностью проснулась… И я старею вместе с ней.

Ночное шоссе

Звоню Игумнову.

Его голос включается сразу, будто Слава ждал моего звонка.

– С Новым годом, старичок! – орет он. – Рад тебя слышать! Веришь не веришь – только что сам хотел тебе позвонить! Веришь?

– Верю, – говорю. – Дай мне телефон Варшавского.

– Ну ты мудилка картонный! – обижается он. – А с Новым годом поздравить?

– С Новым годом, – говорю я, – и с новым счастьем.

– Эхе-хе! – вздыхает Слава. – Какое у нас, старых гамадрил, может быть новое счастье? Разве что новые девочки! Как там в песне поется? «Ты – любовь моя последняя…» Молчу! Инга сейчас меня убьет!

– Что-то ты больно веселый, – говорю я. – Успел нарезаться?

– А как же! – опять кричит он. – А ты почему такой трезвый?

– Дай мне телефон Варшавского.

– Не могу.

– Почему?

– Лев Львович строго-настрого запретил мне давать его номер посторонним лицам без его личного позволения.

– Я не постороннее лицо, – говорю. – Ты не представляешь, до какой степени мы с ним родные люди.

– Не волнует, – отвечает Слава. – А зачем он тебе?

– С Новым годом поздравить. И – с новым счастьем.

– Врешь, – говорит он. – Но если тебе срочно… Могу сам позвонить Варшавскому и передать твою просьбу.

– Звони!

Через минуту Игумнов снова на связи.

– «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Думаю, наш Пингвиныч греет тело жирное в песочке на Канарских островах. И все-таки – зачем он тебе?

Врать бесполезно. Нет смысла.

– Хочу выяснить: Вика у него?

– Вы что, с ней поругались? Она сбежала к дяде?

– Откуда ты знаешь, что Вика – его племянница?

– Вот еще новость! – фыркает Игумнов. – Об этом большом-большом секрете знает вся его редакция. А о том, что знает его редакция, знает мой Верунчик. (Инга, не мешай разговаривать, потом подеремся!) А ты разве этого не знал?

– Ты мне не говорил.

– Вот что, Иноземцев, – трезвым голосом говорит Слава. – Со своими отношениями с Викусей и ее дядюшкой ты, пожалуйста, разбирайся сам, без меня. У меня с Варшавским деловые отношения. Кстати, что у вас произошло с Викой?

Сказать ему? Нет – рано.

– Я тебя услышал, – говорю. – Зачем ты собирался мне звонить?

– Очень серьезная тема, Кеша! И это не телефонный разговор.

– Не сегодня, – говорю.

Черт возьми, они все водили меня за нос! И я был прав, они смеялись надо мной! Все, кроме Вики… Вика меня ненавидела. Ничего себе характер у моей дочери! Полгода носить за пазухой ядовитую змею и объясняться мне в любви!

Но Вика добилась своего. Моей спокойной жизни пришел конец. И мне плохо. Мне страшно!