«Красные пятна на её щеках возвестили о возвращении жара. Врачи прописали ингаляцию креозотом; Адини все исполняла с большим терпением, но ее слабость усиливалась. Сначала она отказалась от прогулок в сад, затем от балкона и могла пройти только несколько шагов от постели к дивану, который стоял у открытого окна. Скоро она перестала даже читать, и Фриц, „её Фриц“, когда он бывал при ней, утомлял её. Мисс Хигг и старая камер-фрау Аяна Макушина менялись, ухаживая за ней. Она так похудела, что её губы не закрывали больше зубов, и прерывистое дыхание заставляло её держать рот открытым. Но всё это не делало её некрасивой. От худобы обручальное кольцо спадало с её пальца; Папа дал ей тогда совсем маленькое колечко, которое держалось на нём. Это кольцо я ношу по сей день ровно сорок лет. В середине июля она неожиданно выразила желание выйти в сад и попросила Папа и Фрица к себе, чтобы они снесли ее вниз по лестнице. Поддерживаемая с обеих сторон, она сделала только несколько шагов и попросилась обратно в комнату. Врачи увидели в этом последнюю вспышку ее сил и не надеялись на то, что она переживет ночь. Но она прожила ещё пятнадцать дней».
Ольга Николаевна полагала, что Адини уже понимала, что её осталось немного на этом свете. Однажды, как рассказала Ольга Николаевна, она совершила трогательнейший поступок. Попросила прислать к ней маленьких братьев. Держалась бодро, ведь перед ней дети. Проговорила:
— Хотя ваши дни рождения и осенью, я сегодня уже хочу передать вам маленькие сувениры, кто знает, где я буду тогда!
Но ещё не все связи с этим миром были разорваны, ещё её удерживало событие, которое является главным для каждой женщины. И она ждала его с тревогой. Она ждала родов, хотя по всем расчётам до них оставалось ещё много времени.
Ольга Николаевна вспоминала:
«Ночью с 28 на 29 июля у неё начались сильные боли; это были первые схватки. Ей ничего не сказали об этом, но она догадалась сама по встревоженным лицам сиделок, и начала нервно дрожать при мысли о преждевременных родах. „Фриц, Фриц, — вскричала она, — Бог хочет этого!“ И неописуемый взгляд её поднятых кверху глаз заставил догадаться о том, что она молится. Ее пульс ослабел, послали за священником, и о. Бажанов исповедал и причастил её. Это было в восемь часов утра. Между девятью и десятью часами у неё родился мальчик. Ребёнок заплакал. Это было её последней радостью на земле, настоящее чудо, благословение Неба».
Ребёнок родился шестимесячным. И ныне сложно выходить такого крошку, а в ту пору это было невероятным. Тем не менее Адини на какие-то мгновения оживилась и даже сказала сестре, которую впустили в её комнату в столь важный и ответственный момент и которая пролила слёзы последней надежды на её руку:
— Оли. Я — мать!
Измученная родами, Адини уснула. Она не знала, что ребёнок прожил всего до обеда. Она вскоре отправилась в мир иной вслед за ним.
«Мне страшно нравится Великий Князь…»