Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

Попытки узнать что-то более подробно пока оказывались безуспешными. Конечно, на первом месте было беспокойство за жизнь князя, но была и ещё одна причина, которая заставляла проявлять столько внимания. Это уже относилось к обстоятельствам особого характера. Доподлинно неизвестно, какие отношения связывали Екатерину Павловну с генералом, по образу и подобию Суворова — так называли в ту пору Багратиона, — но тревоги имели, видимо, под собой очень серьёзную основу.

«А если не удастся вылечить князя, если он, представить страшно, покинет сей мир? — эти мысли не отпускали ни на час. — Жаль, как же жаль его! А что будет с письмами!»

Такие мысли буквально приводили в ужас…

Сообщение о кончине князя Петра Ивановича Багратиона обрушилось как снег на голову. Лекари надеялись до последнего, а потому о тяжести ранения говорили в общих чертах. Но исход был неизбежен. Это случилось 12 сентября 1812 года, и почти тут же, едва получив известие и подробно расспросив курьера, его доставившего, курьера, который был свидетелем произошедшего, Екатерина Павловна спешно написала письмо своему старшему брату — императору Александру I:

«…Багратион умер вчера ночью; вестник видел его смерть, и один из его адъютантов сказал, что он отошёл в мир иной, итак, это правда. Вы помните о моих отношениях с ним и то, что я вам сообщила о том, что у него в руках остались документы, которые могли бы жестоко меня скомпрометировать, если бы попали к посторонним. Он клялся мне сто раз, что уничтожил их, но я знаю его характер, и это позволяет мне сомневаться в истинности его слов. Мне бесконечно важно (И вам тоже, смею заметить), чтобы эти акты остались неизвестными. Прошу вас: прикажите наложить печать на эти бумаги и передать их вам, и позвольте мне их просмотреть, чтобы отобрать те из них, что принадлежат мне. Они должны быть или у князя Салагова, который, я уверена, был их хранителем, не знающим, что ему было доверено, в прошлых кампаниях, или у него самого. Если вы найдёте, что это нельзя сделать таким образом или что есть какой-то другой способ их забрать, сделайте это, и немедленно, дело не терпит отлагательств; ради бога, пусть никто не узнает об этом, это может меня ужасно скомпрометировать. Простите, мой дорогой друг, что в такой момент я вам докучаю с такой несерьёзной просьбой…»

Ну что же, можно было бы заметить, что нет ничего удивительного в этаком письме к брату. Ничего удивительного в обстановке обычной, мирной. Но шла война, и стрелка весов пока ещё, как казалось, могла склониться в любую сторону. Да, Русь непобедима, да, русская армия не погибла, а, напротив, исчезла из поля зрения Наполеона. Наполеоновские же банды, оказавшись в Москве, предались грабежам, и дисциплина, а следовательно, боеспособность стремительно падали. Но ведь французы были в Москве, а не русские в Париже…

И в такое суровое время младшая сестра бомбила старшего брата письмами, которые отрывали от дел, от руководства страной, которые требовали каких-то серьёзных действий и решений. Казалось, император вправе просто отмахнуться от дамских фантазий и оставить всё до лучших времён. До того ли?! Но император не посчитал всё, что написано сестрой, пустыми фантазиями и уже 24 сентября написал ответ: