«Вот тут-то последовало то важное событие, о котором мы уже слегка говорили. Постигнув намерение маршалов и видя грозное движение французских сил, князь Багратион замыслил великое дело. Приказания отданы, и все левое крыло наше во всей длине своей двинулось с места и пошло скорым шагом в штыки! Сошлись!.. У нас нет языка, чтоб описать эту свалку, этот сшиб, этот протяжный треск, это последнее борение тысячей! Всякий хватался за чашу роковых весов, чтоб перетянуть их на свою сторону. Но окончательным следствием этого упорного борения было раздробление! Тысячи расшиблись на единицы, и каждая кружилась, действовала, дралась! Это была личная, частная борьба человека с человеком, воина с воином, и русские не уступили ни на вершок места. Но судьбы вышние склонили чашу весов на сторону французов. Мы вдруг стали терять наших предводителей. После целого ряда генералов ранен и сам князь Багратион. Видите ли вы здесь, в стороне, у подошвы высоты Семёновской, раненого генерала? Мундир на нем расстегнут, бельё и платье в крови, сапог с одной ноги снят; большое красное пятно выше колена обличает место раны. Волосы в беспорядке, обрызганы кровью, лицо, осмугленное порохом, бледно, но спокойно! То князь Пётр Иванович Багратион. Его поддерживает, схватя обеими руками сзади, Преображенский полковник Берхман. Левая рука раненого лежит на плече склонившегося к нему адъютанта, правой жмет он руку отличного, умного начальника 2-й армии генерала Сен-Приеста и вместе с последним прощанием отдаёт свой последний приказ… Изнеможенный от усталости и потери крови, князь Багратион еще весь впереди, весь носится перед своими дивизиями. Видите ли, как он, забыв боль и рану, вслушивается в отдалённые перекаты грома? Ему хочется разгадать судьбу сражения…»
Генерал от инфантерии князь Пётр Иванович Багратион прекрасно понимал, сколь опасным может быть известие о гибели военачальника. Священной традицией для генералов русской армии стало до последнего вздоха думать об Отечестве, думать о том, как, хотя бы ценой собственной жизни, добиться этой победы. Мы ещё увидим немало примеров таких подвигов в священной памяти Двенадцатом году и во время Заграничного похода Русской армии. А сейчас обратимся к прошлому, тогда уже великому для князя Багратиона, к подвигу генерала русской армии Отто-Адольф Вейсмана, о котором Суворов сказал: «Вейсмана не стало — я остался один».
В одной из ожесточённых схваток с турками в ходе Русско-турецкой войны 1768–1791 годов янычарам удалось прорвать строй русского каре, где в первых рядах сражался сам Вейсман. Генерал бросился на угрожаемый участок, воодушевляя солдат личным мужеством. Русский солдат особенно стоек, когда видит бесстрашный пример командира. И Вейсман старался быть постоянно на виду у своих солдат, но видели его и враги. Один из турок бросился к генералу и выстрелил в него в упор из пистолета…
Гибель командира в бою может иметь непредсказуемые последствия. Вейсман прекрасно понимал это. Сражённый пулей врага, он остался на ногах лишь благодаря тому, что его подхватили сражавшиеся рядом офицеры. Мгновенно осознав, что рана смертельна, Вейсман воскликнул:
— Не говорите людям!..
Он не успел закончить фразу — остановилось сердце.