Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

«Российской, русской политики в царствование Императора Александра I, можно сказать, не существует. Есть политика европейская (сто лет спустя сказали бы „пан-европейская“), есть политика вселенной — политика Священного Союза. И есть „русская политика“ иностранных кабинетов, использующих для своих корыстных целей Россию и её Царя искусной работой доверенных лиц, имеющих на Государя неограниченное влияние (таковы, например, Поццо ди Борго и Мишо де Боретур — два удивительных генерал-адъютанта, заправлявших русской политикой, но за долговременное своё генерал-адъютантство не выучившихся ни одному русскому слову)».

А между тем австрийские чиновники едва успевали протоколировать сообщения об амурных похождениях русского императора. Он устраивал балы, которые по богатству и пышности были недосягаемы для европейских монархов не только в период, когда они несколько обеднели от многолетнего наполеоновского грабежа, но и в былые времена вряд ли могли бы сравниться в роскоши.

В пышности он превзошёл всех, осталось превзойти в делах любовных.

Вспомним, что ещё в начале своего царствования, в канун кампании 1805 года, как поговаривали, он «положил глаз» на юную княгиню Екатерину Павловну Багратион. И, видимо, только то, что супруг был уже прославленным военачальником и что он явно не относился к разряду тех вельмож, которые были готовы за чины и ордена стыдливо закрывать глаза на шалости жён с высочайшими особами.

Тогда он, быть может, не без влияния своей пассии, Марии Антоновны Нарышкиной, содействовал отъезду княгини Екатерины Павловны в Европу. Ну а теперь — теперь все препятствия были сняты. Она стала вдовой. Да какой вдовой!

Восхищённый Иоганн Вольфганг Гёте писал о ней:

«При своей красоте и привлекательности она собрала вокруг себя замечательное общество».

Он познакомился с ней в Карлсбаде в 1807 году. Она приехала туда после романа с прусским принцем Людвигом. Принц вскоре погиб в битве с французскими войсками.

И.-В. фон Гете. Художник Й.-К. Штилер

Сын знаменитого екатерининского посланника в Османской империи, заключённого в августе 1787 года в Семибашенный замок, русский дипломат, сенатор, московский почт-директор Арсений Яковлевич Булгаков называл княгиню Багратион «венской белой бабкой» и так характеризовал её:

«Милая женщина. Не удивляюсь, что её дом приятен и что все к ней ездят. На это одних денег не довольно, надобно уменье, любезность, ловкость княгини».

Во время конгресса княгине было около тридцати лет, но выглядела она на пятнадцать…

А. Б. Куракин заметил: «Совершенно справедливо, что она делает безумные издержки, которым все удивляются и смеются. Она держит открытый дом и даёт праздники, не будучи к тому принуждена, и никто ей за это не благодарен».

Княгиня Мелания Меттерних с ревностью записала в дневнике: «Её туалеты и экипажи отличаются неслыханною оригинальностью».

Венская полиция следила за императором. Агенты собирали факты, которые могли пригодиться в политике. Вот один из доносов: «Царь объявил княгине Багратион, что приедет к ней, назначил час и предупредил, что хочет застать её одну».

Своими непредсказуемыми увлечениями благословенный путал карты венских красавиц, раздувал тлевшие угольки ревности и интриг, превращая их в костры. Княгиня Екатерина Павловна Багратион уже предвкушала победу над герцогиней Саган. Наконец представилась возможность отомстить той, к которой ушёл от неё Меттерних. Это разрушало планы венского двора. Венские политики надеялись, что возникнет полезная для Австрии связь благословенного с герцогиней Саган. А тут княгиня, да с такой громкой фамилией — Багратион. Собственно, она вскоре оставила его и, по словам острословов, обосновавшись в Европе, сделала «из своей кареты как бы второе отечество».

Княгиня снискала уважение своими твёрдыми убеждениями ещё в конце минувшего десятилетия, поскольку её венская гостиная сделалась салоном её политических единомышленников, ненавистников Наполеона и противников французского влияния в Вене.