Любовные драмы у трона Романовых

«Я тоже люблю Вас всем сердцем и буду любить Вас всю мою жизнь. Ваша преданнейшая и покорнейшая суженная. Луиза».

Статс-секретарь императрицы А. В. Храповицкий отметил, что при дворе будущая супруга великого князя завоевала всеобщие симпатии – «никто при виде её не мог устоять перед её обаянием».

Императрица же Екатерина писала об Александре и Луизе, ставшей в крещении Елизаветой Алексеевной:

«Все говорили, что обручают двух ангелов. Ничего нельзя вообразить прелестнее этого 15-летнего жениха и 14-летней невесты; притом, они очень любят друг друга. Тотчас после обручения принцессы она получила титул великой княжны».

Елизавета Алексеевна призналась в письме матери: «Счастье жизни моей в его руках. Если он перестанет меня любить, я буду навсегда несчастна. Перенесу всё, всё, только не это».

В Русском биографическом словаре Половцева сказано, что «по замечанию Протасова о суженой Александра Павловича «невеста для него избранная, как нарочно для него созданная».

15 ноября 1792 года Протасов написал: «Мой воспитанник – честный человек, прямой характер, доброты души его нет конца, телесные доброты его всем известны». И прибавил: «Если вперёд при нём будет хороший человек, не сомневаюсь нимало, чтоб он ещё лучше сделался».

Кстати, там же, в Русском биографическом словаре, отмечено:

«Узнав о том, что его хотят сделать наследником престола, Александр Павлович заявил:

– Если верно то, что хотят посягнуть на права отца моего, то я сумею уклониться от такой несправедливости. Мы с женой спасёмся в Америке, будем там свободны и счастливы, и про нас больше не услышат».

Тогда ведь ещё существовала Русская Америка, не говоря уже о том, что и Аляска принадлежала России.

Протасов написал о решении Александра Павловича: «Трогательное излияние молодой и чистой души».

В. П. Кочубею великий князь заявил, что «не рождён для такого высокого сана, который определили ему в будущем», и напоминал, что от него «дал клятву отказаться тем или другим способом».

А своему бывшему воспитателю Лагарпу, отставленному императрицей Екатериной за приверженность идеям французской революции, он писал в Швейцарию, где тот осел:

«Я охотно уступлю своё звание за ферму возле вашей».

Мы видим, что Александр Павлович и мыслей не допускал, что может куда-то отправиться, где-то поселиться и быть счастливым без своей любимой жены.

Современники отмечали, что ею невозможно было не восхищаться.

Вот, к примеру, оставшиеся в документах и архивах слова Елизаветы Яньковой, «обычной московской барыни»:

«Жена Александра Павловича была красоты неописанной, совершенно ангельское лицо».

А вот отзыв саксонского дипломата, относящийся уже к тому времени, когда ушёл из жизни убитый английскими наёмниками Павел Петрович и вступил на трон тот, кого мы знаем под именем Александра Первого:

«Трудно передать всю прелесть императрицы: черты лица её чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза, правильное овальное очертание лица и прелестнейшие белокурые волосы. Фигура её изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире. Характер её должен соответствовать этой приятной наружности. По общему отзыву, она обладает весьма ровным и кротким характером; при внимательном наблюдении в выражении её лица заметна некоторая меланхолия… Общественная жизнь императрицы так же проста… Чтение, прогулки и занятия искусствами наполняют её досуг».

Такая была идиллия! И вдруг, вступив на престол, император заводит любовниц, да не одну, и словно забывает о том, что рядом с ним бесконечно любимая жена, с которой они не раз клялись друг другу в вечной любви и верности. Да ведь и у Луизы, в крещении православном ставшей Елизаветой Алексеевной, появляется любовник…

Как же так? Да очень просто. Уж жена-то не могла не понять, что рядом с ней вовсе не возлюбленный Александр Павлович, а совершенно другой человек. Но что могла сделать? Как воспротивиться? Её ведь тоже припугнули. В ту пору тёмными силами упорно распускались слухи, что первая супруга Павла Петровича умерла не своей смертью при родах. Утверждали, что её отравила императрица Екатерина Великая, ну и пытались убедить, что в России убрать человека – сущая безделица. Эта ложь ложилась на благодатную почву, ведь на Западе всё так и было…

Ну и как она могла относиться к окружающим, безропотно воспринявшим подмену Александра Павловича Симеоном Великим?

Естественно и к Константину Павловичу, да и к тем дочерям Павла Петровича, что не могли не знать о подмене, она не могла относиться как прежде, до трагедии, обрушившейся на её голову.