На следующий день, вставши за два часа до света, я отправился в Версаль, где г-н де Берни радушно встретил меня и шутливо сказал, что, если бы не он, я никогда не узнал бы о своих талантах по финансовой части. — “Господин де Булонь говорил мне, что вы поразили господина дю Вернэ, которого все почитают за одну из умнейших голов Франции. Рекомендую вам, любезный Казанова, не пренебрегать этим знакомством и усердно свидетельствовать ему своё почтение. Могу заверить, что, благодаря вам, лотерея будет разрешена, и вы должны подумать, как лучше ею воспользоваться. Когда король поедет на охоту, ждите в малых апартаментах. При первой же благоприятной минуте я представлю вас знаменитой маркизе. После сего не забудьте побывать в бюро иностранных дел и представиться от моего имени аббату де ля Биллю. Это первый чиновник, он примет вас наилучшим образом”.
В полдень мадам де Помпадур с принцем Субизом пришла в малые апартаменты, и мой покровитель постарался, чтобы я был замечен ею. Сделав мне изящный поклон, она приблизилась и сказала, что история моего бегства показалась ей весьма занимательной, и добавила:
— Этих важных господ надобно очень опасаться. Бываете ли вы у вашего посланника?
— Мадам, наилучшее свидетельство моего к нему почтения — это не видеть его.
— Надеюсь, теперь вы предполагаете обосноваться у нас?
— Сие есть предел моих желаний, мадам, но я нуждаюсь в покровительстве, а, насколько мне известно, во Франции оно есть удел таланта, и это обескураживает меня.
— Я полагаю, вы можете надеяться достигнуть всего, ибо у вас есть добрые друзья. И я при случае буду рада услужить вам.
Едва я успел пролепетать слова благодарности, как прекрасная маркиза удалилась.
Через восемь дней был опубликован указ Совета. Управляющим назначался Кальсабиги с жалованьем в три тысячи франков от каждого розыгрыша и четыре тысячи франков годового пенсиона, что в равной мере было положено и для меня. Главной конторе определили место на улице Монмартр.
Во всех великосветских домах, где я бывал, а также и в театрах, все давали мне деньги с просьбою взять для них билеты лотереи по моему вкусу, поскольку ещё никто не понимал новую игру. От этого у меня образовалась привычка всегда иметь при себе билеты разного достоинства, кои предлагал я на выбор, и каждый вечер возвращался домой с полными карманами золота. Сие давало мне величайшее преимущество, ибо прочие сборщики лотереи не имели доступа в хорошее общество. А ведь в больших городах принято оценивать человека по внешнему его блеску. Мои роскошества открывали мне все двери и давали повсюду неограниченный кредит.
XIV
ИСТОРИЯ ГРАФА ШЕСТЬ-РАЗ
В начале марта месяца я получил письмо от моей дорогой синьоры Манцони, которое вручил мне добропорядочного вида юноша, и по его манере представляться я сразу распознал в нём венецианца. Он оказался молодым графом Тиреттой из Тревизо. Синьора Манцоки рекомендовала его мне с особливым упоминанием об искренности сего молодого человека. Я принял Тиретту как мог лучше и сказал, что невозможно было представить мне лучшей рекомендации, чем просьба женщины, дружеские мои чувства к которой могли сравниться разве что с глубокой к ней признательностью.
— Теперь, любезный граф, можете чувствовать себя совершенно свободно. Чем я могу быть вам полезен?
— Сударь, мне нужна ваша дружба и, возможно, даже кошелёк. Во всяком случае я рассчитываю на ваше покровительство.
— Моя дружба и протекция, равно как и кошелёк, уже ваши.
Рассыпавшись в благодарностях, Тиретта начал рассказывать о себе:
— Год назад Верховный Совет моего отечества доверил мне опасное для моего возраста занятие. Вместе с двумя другими юношами благородного происхождения меня сделали хранителем ломбарда. Карнавальные соблазны ввели нас в расход, и, нуждаясь в деньгах, мы заимствовали из кассы, надеясь в нужное время восполнить недостачу. Но расчёты наши оказались напрасными. Богатые отцы двух моих сотоварищей спасли их, незамедлительно возместив убыток. Мне же из-за невозможности изыскать деньги пришлось бежать от ожидавших меня позора и наказания. Синьора Манцони посоветовала отдаться под ваше покровительство. Я приехал в Париж только вчера, и у меня всего два луидора, немного белья и единственный костюм. Мне двадцать пять лет. Кроме железного здоровья я обладаю лишь неколебимой решимостью оставаться в любых обстоятельствах честным человеком. К сожалению, я ничего не умею, потому что не развивал в себе никаких способностей, которые могли бы быть мне полезны. Я играю на флейте, но мои таланты ограничиваются возможностями простого любителя. Я не владею ни одним иностранным языком и не имею склонности к литературе. Как вы полагаете, что из меня может получиться? Должен ещё добавить, что не надеюсь ни на какую помощь своего батюшки — чтобы спасти честь фамилии, он лишил меня законного наследства.