Рассказав о его доблести с откровенностью, показавшей полное отсутствие предрассудков, самозванная племянница объявила о желании поселить кузена у себя, добавив, что согласие г-на Лё Нуара уже получено: “Господин Лё Нуар посетит нас завтра, и я просто сгораю от нетерпения представить ему графа”.
После обеда, продолжая восхвалять достоинства моего соотечественника, она распалила его, и он, не стесняясь, а может быть, даже и желая сделать меня свидетелем своей доблести, тут же успокоил её. Должен признаться, при виде подобного зрелища я не ощутил никаких чувств, но в то же время не мог не заметить атлетического телосложения графа, которое давало основания с несомненностью утверждать, что он может составить капитал везде, где есть женщины, не стеснённые в средствах.
Вскоре явились две перезрелые дамы, и Ламбертини поспешила представить им графа Шесть-Раз. Изумлённые подобным словосочетанием, они, конечно, пожелали знать его этимологию, и после того, как сама героиня, отведя их в сторону и понизив голос, рассказала, в чём дело, мой друг стал в их глазах весьма интересным предметом.
Ещё через некоторое время к дому подъехал фиакр, и через минуту вошла очень полная пожилая дама в сопровождении ослепительно красивой молодой особы и бледного мужчины в чёрном костюме и круглом парике.
После поцелуев, свидетельствовавших о близких отношениях, племянница Папы представила своего кузена, графа Шесть Ударов. Это имя, по-видимому, удивило старушку, но Ламбертини оставила его на сей раз без объяснений.
После нескольких минут фривольной беседы хозяйка предложила партию в брелан, пригласив участвовать и меня. Я отказался, а она не стала настаивать, лишь потребовала, чтобы её дорогой кузен вошёл с нею в половину.
Молодая особа, так поразившая меня своей красотой, вообще не знала карточной игры, и я предложил ей место у камина, спросив позволения сесть рядом. Она тут же согласилась, а приехавшая с ней старуха, смеясь, сказала, что мне будет нелегко найти о чём говорить с её племянницей, и она надеется лишь на мою снисходительность.
Я поспешил, в свою очередь, заверить даму, что, на мой взгляд, общество столь милой особы не может вызывать затруднений. Игра началась, и я занял место рядом с прелестной племянницей.
Несколько минут я был поглощён единственным удовольствием наслаждаться её красотой, пока она не прервала меня, спросив, кто этот интересный господин, который так странно говорит.
— Это дворянин из моей страны. Дело чести вынудило его покинуть родину.
— У него такие забавные выражения.
— Вы правы, ведь в Италии французский язык не очень моден. Здесь он быстро научится, и тогда над ним перестанут смеяться. Я напрасно привёл сюда своего друга — не прошло и двадцати четырёх часов, и его уже испортили.
— Каким образом?
— Я не решаюсь рассказать об этом, как бы не рассердилась ваша тётушка.
— Не думаю, что мне обязательно давать ей во всём отчёт. Но, может быть, мой вопрос кажется вам нескромным?
— Нет, мадемуазель, совсем наоборот, и, если вы настаиваете, я буду вполне откровенен. Он пришелся по вкусу мадам Ламбертини. Она провела с ним ночь и, чтобы выразить своё удовольствие, наградила его шутливым прозвищем графа Шесть-Раз. Вот и вся история, совсем мне не понравившаяся, ведь мой приятель отнюдь не распутник.
Читатель будет удивлён, и совершенно справедливо, что я осмелился вести подобную беседу с юной особой, едва вышедшей из монастыря. Но, в моём представлении, было совершенно невозможно встретить у какой-то Ламбертини порядочную девицу. Я не сводил глаз с моей очаровательной собеседницы и увидел, как её прелестное лицо залил румянец стыда. Но и сей признак показался мне всё-таки двусмысленным.
Вообразите себе моё изумление, когда минуты через две она спросила:
— Но, сударь, в чём связь имени Шесть-Раз с тем, что он провёл у мадам ночь?
— Мадемуазель, всё очень просто: мой друг за одну ночь исполнил долг, для которого мужу и жене часто нужно шесть недель.
— И вы считаете меня настолько глупой, чтобы передавать ваш разговор тётушке?
— Но я, к сожалению, не рискнул рассказать вам всё.
— Что же ещё?
— Я не осмеливаюсь.
— Но вы уже столько наговорили мне, что, по-моему, ваша щепетильность излишня.
— Ну, хорошо. Сегодня, сразу же после обеда, в моём присутствии он её...
— Если вам это не понравилось, очевидно, вы просто завидуете.
— Нет, дело совсем в другом, но я не смею говорить.
— Вы просто смеётесь надо мной своими “я не смею”.
— Сохрани Господь, мадемуазель! Ладно, я скажу вам и это. Мадам Ламбертини заставила меня собственными глазами убедиться, что мой друг, по крайней мере, на два дюйма больше, чем я.
— Ну, в этом смысле вас обманули. На самом деле он ниже.
— Речь идет не о росте, мадемуазель, а совсем о другом, что вы можете представить сами и в чём мой друг просто чудовищен.
— Чудовищен? Ну, а вам-то, что за дело? По-моему, лучше не быть чудовищным.
— Безусловно, вы правы. Но именно в этом отношении некоторые женщины не похожи на вас и обожают чудовищность.