Любовные игры по Интернету

В разгар моей позиционной войны с мелким телефонным гадом в редакторскую явился Мамай. Он дождался, пока я отложу в сторонку мобильник, и сочувственным до противности голосом спросил нас с Вадиком, хорошо ли мы себя чувствуем. Вадик сдуру ляпнул:

– Лучше всех!

А я насторожилась, ожидая подвоха, и не зря: порассуждав немного о том, как важна для людей нашей профессии хорошая физическая форма, главред предложил нам с Вадиком серьезно подумать о смене рода деятельности.

– Может, переквалифицируетесь в управдомы? – ласково предложил он. – Все равно на телевидении от вас толку – ноль с палочкой!

– С какой еще палочкой?! – искренне возмутился Вадик.

– С палочкой Коха, например! – ответил на это ехидный Мамай. – С такими работничками у нас тут не телекомпания, а настоящий холерный барак получается!

– В смысле, все болеют? – уточнила я в тайной надежде, что главный переключится с разноса нашей боевой «двойки» на критику каких-нибудь других хворых и никчемных работников, но не угадала.

– В смысле, все дерьмо делают! – вспылил Мамай. – Взять, к примеру, ваш вчерашний репортаж с кладбища!

– А! – понимающе вякнула я.

– Что – «А»?! – тут же вызверился на меня главред. – Сказавший «А» должен говорить и «Б», а вы в своем тексте что сказали?

– «Б», во всяком случае, я точно не говорила, – призналась я.

– Мы не бараны какие-нибудь! – высокомерно молвил обиженный Вадик и уставился на главреда враждебно, исподлобья, в точности как упомянутый мелкий рогатый скот на новые ворота.

– Вы сказали, что состоялись похороны такого-сякого-заслуженного композитора, но не объяснили телезрителям, от чего он умер в расцвете лет! Какая песня оборвалась на полуслове? Какие творческие планы остались нереализованными? К кому перейдут авторские права? Кому достанутся недополученные гонорары? Сколько тайных жен и внебрачных детей претендуют на наследство?

– А! – снова сказала я. – Понимаю, чего вы хотите.

– Я хочу, чтобы сюжеты нашей телекомпании были не менее интересны, чем работы конкурентов! – малость успокоившись, заявил Мамай. Он вытер взмокшую лысину бумажным носовым платком и сказал на три тона ниже: – Завтра в программе стоит итоговый выпуск «Новости недели», потрудитесь переделать для него вчерашний сюжет в соответствии с моими пожеланиями.

– Не пойму я, кто из нас дурак? – задумчиво спросил Вадик, когда главред убрался восвояси.

– Ты или я?

– Мы или он? – Вадик кивнул на дверь.

– Он начальник! – со вздохом напомнила я. – Продолжение известной поговорки ты знаешь. Хотя, если честно, мне это начальственное распоряжение только на руку – появился прекрасный повод прямо сейчас уйти с работы. Если кто будет спрашивать, говори, что я ушла добывать информацию про тайных жен с авторскими правами и внебрачных детей с гонорарами!

Ирка заехала в десять, как мы и договаривались.

– Куда едем? – безразличным тоном таксиста спросила подруга, когда я головой вперед полезла в салон «шестерки».

– На могилу композитора Скоробогатикова! – ответила я в меру печально и не в меру громко, чтобы мои слова донеслись до слуха Мамая, который как раз в этот момент высунулся в открытое окно своего кабинета.

На тенистом старом кладбище жарким летним днем было даже приятно: тихо, прохладно.

– Травка зеленеет, солнышко блестит! – оглядевшись, продекламировала Ирка. – Цветочки, веночки… Лен, а с кем ты беседовать хотела? Тут никого нет! Разговорчивых, я имею в виду.

– Кого найдем, того и разговорим! – пообещала я, обшаривая глазами кладбищенские просторы. – Вон там, у покосившегося памятника, два мужика с лопатами, видишь? Это так называемые копачи.

Оставив машину, мы зашагали по узкой тропинке между оградками к мужикам, которые при нашем приближении отложили лопаты, продемонстрировав тем самым готовность к общению.

– Гля, Михалыч, какие бабочки к нам летят! – сказал старшему товарищу молодой и энергичный копач Жора, стрельнув в сторону «бабочек» хитрым взглядом жизнерадостного жулика. – На безутешных плакальщиц не похожи, они не в трауре! Кажись, опять нам левый заработок обломится!

– Ежели снова кого на подхоронение под старую плиту, то я пас, – хмуро откликнулся Михалыч, нашаривая в кармане форменной жилетки с надписью «Муниципальное предприятие «Память» помятую пачку «Примы». – Спина болит, спасу нет, третий час лопатами машем!

– Мы же перерыв делали! – напомнил Жора, поглядев на сутулого Михалыча с насмешливой жалостью. – Водку пили, пироги ели, газету читали!

– Тьфу на нее! – плюнул Михалыч.

– На водку?!

– Ты че – на водку? На газету! – Михалыч всей своей помятой и плохо выбритой физиономией изобразил глубокое неодобрение и сердито пыхнул дымом. – Одно расстройство такую мерзость читать! Картина полного морального разложения общества!

– Ты про будущий гей-парад? – понял Жора. – Да не парься! Я думаю, в газетах не просто так о нем пишут. Это не реклама. «Педиков» нарочно в одном месте собирают, чтобы по всей стране их не искать! А там встретят праздничную колонну плотным пулеметным огнем – и привет!