Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)

Грустный-прегрустный, Малыш пришел в родительский дом, где вся семья собралась отмечать его приезд. Он чувствовал себя маленьким-маленьким. Мама, папа, сестра и брат сидели за столом, и Малыш тоже сел. «А помните, как Малыш рассказывал нам про своего друга с моторчиком и пропеллером?» – спросила сестра. Все засмеялись, а Малыш вначале чуть не заплакал, как тогда, в детстве, когда ему никто не верил. «Но, Малыш, – сказала мама, – заметив это, – мы же все тебя очень любим». Малыш поднял глаза и огляделся. Это было очевидной правдой. Весь вечер, пока Малыш рассказывал о своей жизни в Швейцарии, брат подкладывал ему на тарелку лучшие кусочки, и к ночи изрядно захмелевший Малыш понял, что все нормально, все довольны, он своей семье послужил, и служба на сегодня кончилась.

А Эмилия вышла замуж за хорошего знакомого их мамы (так мама, получается, сдержала свое обещание!), прожила с ним много лет, родила еще двух детей, и в следующий раз доктор Свентесон видел своего давнего воспитанника только на его шестнадцатилетии, да и то мельком.

Домашние слишком любимцы

Если вы видели собачек в попонках, или, скажем, собаковидных монстров на сверх-изысканных диетах. Нет, плохое начало, от которого сразу могут обозначиться два людских лагеря, и одни других не понимают. В одном те, которые любят своих собачек или кошечек (ну, с зоологическими вариациями) и балуют их с удовольствием, не взирая на материальные затраты или запах экскрементов на всю квартиру, а в другом те, которые испытывают рядом с этим (или даже со стороны) – какое-то явное непонимание, и даже раздражение, и даже с крутизной пальца у виска.

Как-то даже неудобно – ведь это же вроде любовь, а любовь, по идее, всегда хороша, всегда греет. В принципе, какая разница, к кому любовь. Но поди убери это явное чувство неадекватности и неприятия. Сами по себе эти собачки для внешнего (невлюбленного) взгляда не так уж и противны. То есть воробей на ветке мне, например, как соучастник в природе, симпатичнее, но эти собачки тоже живые, такие себе, вихлястые. На детей-дебилов они иногда похожи, такие симпатичные и немножко жалкие. Верещат и тявкают. Да, вот если отстраниться от раздражения, то, пожалуй, явно ощутимой становится именно жалость.

Наверное, самая обычная ревность мучает тех, кто не любит подобных чужих животных. Или, кстати, не совсем чужих. Вот есть у меня знакомая, которая живет с мужем и ребенком в маленькой пристройке, а в большом основном доме, принадлежащем свекрови, живут десять кошек. Сама свекровь там не живет, у нее отдельная квартира, а кошки живут. И моя знакомая явно ревнует к тем кошкам, ощущая свою семью более ценной. Ан нет! Кошечки-то полюбимее оказываются. Вот и ревность, гнусная, бестолковая ревность.

Даже и когда не лично твою жилплощадь и душевное тепло забирают подобные четвероногие, все равно это гаденькое чувство ревности нередко колет в разные места. Ревнует человек к брату своему, что то, что должно принадлежать ему или такому же как он, из своего человечьего рода (вот эта самая жилплощадь или то самое душевное тепло, в которое все, в конце концов, упирается), достается кому-то не своему, не человеческому, попросту зверю. Чувствует он нарушение порядка, какой-то предательский отток любви в сторону, утечку драгоценного эликсира.

Хочется, чтобы в оркестре моем послышались драматические нотки. Вот в доме, где умер пес, безутешная хозяйка обращается к сыну: «Почему умер он, а не ты?», а затем к невестке: «Ну, теперь ты должна родить мне ребеночка!» Думаете, выдумываю? Ах, если бы! Думаете, это уже перегиб? Вязаные попонки – ок, спецрацион из спецмагазина – ок, а здесь – слишком? У любви, граждане, не бывает границ, и справедливость – это тоже словечко не из любовного словаря.

Если я выскажу идею, что «чуточку чересчур любимые» домашние любимцы играют в большинстве таких спектаклей роль детей, это, надеюсь, не будет звучать странно и вызывающе, ведь так? Наоборот, тривиальность. «Цыпочки», «лапочки», «масики», которым разрешено (нередко) гадить где угодно, чьим (не таким уж академическим обычно) умом подчеркнуто восхищаются, которых бесконечно гладят и ласкают и все такое прочее – слишком похожи на исполнителей роли «маленький ребенок» в спектакле «родительская забота». И платят они в ответ точно тем же, чем и дети – просто своим существованием, которое радует глаза и сердце. (Борзые, которых на дворянских псарнях кормили лучше, чем ухаживающих за ними крепостных крестьян, использовались на охоте. А большинство нынешних городских – ну никак не используются вроде бы, кроме такой эмоциональной подпитки хозяев.)

Да, это дети, но что это за дети?