Любовные утехи русских цариц

Вот так-то история учит — не носитесь вы, королевы, со своей страстью и любовью, как с писаной торбой. На первое место свое королевское достоинство выставляйте. И поучительной в этом отношении может быть Елизавета I Английская. Завлекать-то женихов с разных континентов она завлекала, но играла с ними, как с политическими пешками, а подданным своим твердо сказала: „Замуж никогда не выйду и свой народ под монастырь не подведу“. И слово сдержала. Кокетничала со всеми женихами мира не хуже хорошей куртизанки. За нос водила, обещала. Екатерина Медичи в течение десяти лет троих своих сыновей ей подсовывала, так стремилась в союз с Англией войти. Ну, двое сыновей, из которых один был почти на тридцать лет младше Елизаветы, согласились, а третий ни в какую. Мать ему про английскую корону толкует, а он: „Не лягу в постель с этой старухой с гнилыми ногами“ — и все. Уперся. И никак не понимал, что во имя политических интересов можно и пренебречь „гнилыми ногами“, как ни втолковывала ему матушка эти прописные истины.

А вот третий сын, рябоватый Генрих, переболевший оспой почти в одно время с Елизаветой I, живо смекнул, какие корысти может ему и Франции принести такое супружество, матери возражать не стал, а ринулся соблазнять Елизавету. Она кокетничала, „жабкой“ называла, надежды подавала и решительно отказалась от чести стать его женой. И такое похвальное постоянство делает честь английской королеве: не пошла она на поводу у мужчин. Да и наши царицы, в общем-то, хотя и безумно влюблялись, воли любовникам не больно давали. Кроме, конечно, Анны Иоанновны. Та прямо „дышала“ на своего Бирона.

Бирон же, чтобы царица из-под его контроля не вышла, поселился в том же дворце, что и Анна Иоанновна. Комнаты Бирона были смежные с покоями Анны Иоанновны, и каждую минуту они друг к дружке лазили и секунду даже друг без дружки прожить не могли. Вышивает, скажем, жена Бирона какую золотую салфеточку, а она была большая охотница до золотого шитья, царица тут же вертится, советы подает и рисунки рассматривает. Едет, скажем, Анна Иоанновна в роскошном экипаже в церковь Богу помолиться, на другой день Биронша в не менее роскошном экипаже с лакеями в ливреях на запятках в ту же церковь выезжает. Она как будто соревновалась с Анной Иоанновной в роскоши и богатстве. И так возомнила, что чуть ли не за царственную особу принимать себя придворным приказывала.

Вот как один историк этот момент описывает: „Жена Бирона некрасива, ряба, но щеголиха — разодетая, в бриллиантах, сидела в кресле, напоминавшем трон, и обижалась, когда гости целовали ей одну руку, а не две“^[103].

И к такому же самомнению детей своих приучила. Забавы ее детей заключались в том, чтобы поливать чернилами платья гостей и снимать с них парики. Старший сын Карл имел привычку бегать по залам с бичом в руках и хлестать им по икрам тех, кто ему не нравился. А когда старый князь Барятинский выразил неудовольствие по поводу такого поведения мальчика, Бирон ответил: „Можете не появляться больше ко двору. Подайте в отставку, она будет принята“^[104].

Бироновщина вошла в историю как исключительное самоуправление царского фаворита. Все государственные дела были в его руках, и такую дикую пруссовщину он развел, что тюрьмы были переполнены, виселицы и плахи не справлялись с работой, а смертные приговоры сердобольная Анна Иоанновна, вытирая слезы дорогим кружевным платочком, подписывала не глядя, перечить Бирону не смела. А дорвавшись до власти, Бирон больше о своем кармане думал, чем о государственной казне. Приходится удивляться нам мягкосердечию Екатерины II, которая не только этого сатрапа потом, когда он уже в ссылке был, не казнила, но еще и благодеяниями осыпала. Матушка Екатерина Великая очень часто в своей мягкости характера все дозволенные границы переступала, в этом читатель еще будет иметь возможность убедиться. Дай нам власть, мы бы этого Бирона самолично своими руками придушили, за всех замученных и казненных.