Любовные утехи русских цариц

Но в общем-то «старость — не радость», говорит русская пословица. И пусть известные писатели силятся, как это сделал французский Брантом, живший в шестнадцатом веке, доказывать обратное, мы не поверим. Послушать этого Брантома, так дамы ждут не Дождутся, когда же на их личиках морщинки зацветут, а кожа увянет, как яблоко, долго лежащее на столе. Он прямо с пеной у рта и, наверное, по каким-то своим меркантильным соображениям доказывает нам преимущества старой куртизанки перед молодой. «Из старой курицы, дескать, бульон жирнее, чем из молодой», забывая, что «жирнее» отнюдь не означает «вкуснее». У него там, в его книжке, старушки перемещаются с неумолимой быстротой на конях, лица их белы, тело свежо, как у тридцатилетних, и короли их обожают. Так, там расписываются прелести семидесятилетней княжны Валентинской, которая питается супом из жидкого золота и драгоценных камней. У него Паулина Тулизенская в 80 лет свежа, как роза, и имеет тело молодой девушки. У него в 52 года женщина забеременела и родила, этот феномен — Констанция, королева Сицилии. Стоят там у него короли чуть ли не в очереди за седыми матронами, чтобы их в постель к себе затащить. Тут и Калигула, и Юлий Цезарь, и Октавиан, предпочитающий во время пиров иметь у себя за дверями исключительно старых матрон, которых после пира приглашали к императорскому столу, как сладкое блюдо к десерту. Брантом так и пишет: «Бывают стареющие женщины, с которыми приятности в физическом общении так же хороши, как и с молодыми, даже лучше, ибо они лучше понимают способы и обычаи, чтобы угодить вкусу любовника»^[218].

Словом, старая потаскуха, по Брантому, лучше молоденькой невинности! Это смотря на чей вкус, дорогой маэстро, на чей вкус. Кому нравится поп, кому попадья, а кому попова дочка, не правда ли? Конечно, мы тоже можем привести такие вот единичные примеры душещипательных историй о сексуальных муках Людовика XIV к семидесятитрехлетней Монтеспан или о старушке Диане Пуатье, обслуживающей и отца Франциска I, и сына его Генриха II. И действительно, французский король Генрих II до самой своей трагической смерти предпочитал ее молоденьким ее внучкам! Но одна ласточка еще весну не делает, не правда ли? Такая патология, каприз ли, но это случается в жизни королей. Как говорится, от богатства и излишеств поневоле в аномалию ударишься. Назначил же ассирийский царь Сарданопал, живший в крайней роскоши, огромную награду тому, кто выдумает новое наслаждение. Но нам сподручнее привести изречение итальянского сексопатолога Паоло Мантечацца, который сказал: «Старость не порок, а хуже — она немощь и недуг».

И как ни крути, ни верти, но могущественные молодые фаворитки становились ненужной рухлядью в старости. Помните, как наш Александр Сергеевич Пушкин плакался над долей бедного станционного смотрителя? Бедный, обиженный богом и судьбой человек! Или какие притеснения терпел Акакий Акакиевич, маленький человечек Гоголя, в своей старенькой шинельке? Или Макар Девушкин из Достоевского? Да мало ли маленьких, притесненных людишек по свету и литературе бегает? Вот такими же маленькими, ничтожненькими и жалкими становились наши знаменитые фаворитки, когда малость постарели. Фаворитка в отставке. Да, жалкое это зрелище! Она уже никому не нужна. Из дворца ее выгоняют в простой колымаге, драгоценности отбирают. Хорошо еще, если жалостливый король, у которого прежние воспоминания об упоительных ночах не совсем из памяти стерлись, как-то судьбу ее устроит: пенсию, что ли, назначит, дворец, подаренный ранее, не заберет, совместно нарожденных детишек на ноги поставит или награду даст, как инвалиду военному. И тогда, подобно Лавальер, оставят ей дом, дадут звание герцогини, двух совместно рожденных с королем детишек в люди выведут, а ей самой выбор предоставят: тихо себе жить в своем уединенном гнездышке, седея, болея, старея и скорбя, или в монастырь уйти. Лавальер долго выбрать не могла. Все надеялась, а вдруг король вспомнит былое и вернет ее обратно. Но короли отставленных фавориток обратно не возвращают. У них новые, молодые, блестящие появляются. Прежние, потускневшие, как больной жемчуг, у них восторга не вызывают. Королям нужны все новые впечатления, новые чувствования, и визуальные и физические (виртуальных тогда не было!). Но время и для них существует: оно внесло свою лепту в их седину, обрюзглость, двойные подбородки, подагры и прочее. Но им стареть можно, фавориткам нельзя, и эта сентиментальная наша Лавальер, уже на любовь не надеясь, на привязанность едино, долго еще ждала: не позовет ли ее король обратно. Не позвал. Оказывается, привязанность — слабое чувство, сексуальными наслаждениями не подкрепленное мощи не имеет.