Любовный детектив

«Познакомились. Раз уж очутился в аду, с чертями лучше поддерживать хорошие отношения».

«И что вы еще у него выпросили?»

«Так, мелочь. Запасную простыню, полотенце побольше, восковую свечку, чтобы не было темно, и два гвоздя».

«Гвозди-то зачем?»

«Вероника вбила их башмаком в дверной косяк, и теперь можно вешать одежду, чтобы ночью не мялась».

Алекс вздохнул. Какая чепуха заботит женщин! Уж он бы вытребовал что-нибудь посущественнее: рюмку старки, бифштекс из ближайшего трактира, колоду карт, чтобы за пасьянсом скоротать срок заключения.

Но дружба с соглядатаем не завязывалась ни в какую. Когда тот просунул в келью тарелку с завтраком (овсяная каша-размазня, безнадежно остывшая и комковатая), Алекс вместо приветствия и благодарности приложил его соленым словцом. Что поделать? Не поворачивался язык любезничать с тюремщиком.

День тянулся бесконечно долго. Максимов ходил из угла в угол, выстукивал Аните нежные послания, отчего к полудню пальцы распухли, и пришлось сделать паузу в общении.

А после обеда из рощицы, как мифическая дриада, появилась она — вчерашняя пастушка. На ней было то же облачение, а позади шла коза, позвякивая бубенчиком на шее. Узрев неразлучную парочку, Максимов позабыл обо всем на свете. Он вновь устроился на табурете, точно зритель в ложе, и, подперев рукой небритый подбородок, стал смотреть.

Первые часа полтора не происходило ничего. Девица сидела на траве, плела из стебельков подобие корзинки и заметно кручинилась. Но внезапно из-за каштана выступил статный молодец, одетый в широкие холщовые штаны и безрукавку, перетянутую на гуцульский манер кожаным поясом со множеством кармашков.

Это был, несомненно, тот, кого она ждала весь предыдущий день. Завидев его, девица вскочила и стремглав прыгнула к нему в объятия. Максимов отвел глаза. Ему подумалось, что неприлично подсматривать за интимным действом. Однако любопытство пересилило, и он опять глянул в окошко. Влюбленные целовались, стоя у подножия холма. Поцелуи были жаркими, что свидетельствовало о неподдельной страсти. Увлекшийся кавалер сбил со своей дамы венок, распушил волосы, отчего она сделалась еще соблазнительнее, и потянул кверху край ее рубахи. Пастушка перехватила его руку и мотнула головой в сторону барака. Кровь прилила к щекам Максимова, ему показалось, что его рассекретили. Но в следующую секунду он уверил себя, что на таком отдалении пара могла видеть только стену с бликующим на солнце стеклянным оком, и ничего больше.

Влюбленные посовещались, после чего парень в безрукавке, как пушинку, поднял свою пассию на руки и унес в рощицу, подальше от чужих глаз. В следующий час покой нарушали только меканье козы и звон колокольчика.

Максимов сидел, задумавшись. Он вспоминал раннюю молодость, знакомство с Анитой, безмятежные прогулки под сенью псковских лесов в родительской усадьбе. Тогда и он был столь же горяч, как этот парубок, одержим душевным и плотским влечением, — голова кружилась, а сердце пело. Славные были деньки! Годы брака утихомирили его, сделали хладнокровнее и, наверно, черствее. Но это неправильно! Любовь не должна превращаться в привычку, рутину, обыденность, иначе грош ей цена. Угасшее чувство сродни пеплу, который рассеивается от малейшего дуновения.

Копошившиеся в голове думы растревожили Алекса. Он подошел к стене, хотел простучать Аните, что любит ее по-прежнему, но не стал. А ну как она заинтересуется, с чего ему вздумалось касаться сокровенных тем в не самый подходящий момент? Уж лучше поговорить об этом позже — когда можно будет заглянуть в ее бархатные глаза, дотронуться, подхватить на руки и унести в липовую… или какая подвернется… рощу, а далее все сложится само собой. И не нужно лишних слов.

Приятные грезы привели Алекса в более-менее сносное расположение духа. А тут и те двое вышли на луг, немного растрепанные, но счастливые. Вот и замечательно, подумал Максимов. У людей свое счастье, а у меня свое.

Больше в этот вечер в окно не глядел.

Минуло еще три дня. Он мало-помалу обживался в своем застенке: лежак уже не казался таким жестким, а приносимая Рахимом еда — несъедобной. Вдохновляло то, что до освобождения оставалось всего трое суток. Максимов не сомневался, что освобождение настанет. Сыпь постепенно сходила, он чувствовал себя здоровым и полным сил. Один раз к нему заходил врач-болгарин, тот самый, что упек его сюда. Алекс едва сдержался, чтобы не свернуть поганцу челюсть. Коновал предвидел это, посему привел в качестве телохранителей двух жандармов с саблями наголо.

— Вы же видите, нет у меня оспы! — доказывал Алекс, задрав сорочку.

— Сие не есть факт, — философски парировал доктор и присовокупил: — След седмица ще видим.