Любовный контракт

Она вспомнила прогулку в холодный февральский день по берегу озера Вирджиния, как она старалась загнать знание о прежней жизни Стюарта подальше в глубины сознания — уже тогда она его любила, как любит сейчас. Она приняла его предложение руки и сердца без размышлений. Но теперь… Теперь она — преданная вторая жена, оправдывающаяся перед ним и хранящая в глубине души сомнение: а что, если Стюарт — такой человек, который в принципе не может остепениться и снова все пойдет прахом? Что, если он человек, который робеет перед отцовством, если его главный интерес — делать деньги, больше денег? Не очень-то его обрадовало, что у них будет ребенок — такая же часть его, как и ее!

Она попыталась расслабиться, сосредоточиться на телевизоре, по которому показывали что-то ужасно пошлое. Нашарила под подушкой носовой платок… Тут он вошел в спальню с подносом, на котором сервировал еду, приготовленную ею для него: пирог с заварным кремом и печеную картошку.

— Я подумал, может, ты голодна — тебе ведь теперь надо есть за двоих, дорогая!

— Ты даже не знаешь, когда ребенок должен родиться!

— В феврале.

— Как ты догадался? Тебя же никогда не бывает!

— О, я бываю, и много. Согласись, чтобы станцевать танго, нужны как минимум двое. Ешь, любимая. Тебе нравится, когда я кормлю тебя? Я вообще хороший кормилец, а сегодня делаю это во имя рода Маккензи!

Она расхохоталась, и это был шаг в правильном направлении. Выключив телевизор, Оливия все же решила, что последнее слово должно остаться за ней.

— Ты порочная, корыстная, эгоистичная свинья!

— Знаю. Но я всего лишь сколок с моего старика. Я обычно говорю ему это, когда он начинает подвинчивать мою жизнь. Ну, ешь… — Он протянул ей салфетку. — Я трудоголик, согласен, но мне нравится то, что я делаю, и тебе, думаю, тоже, потому что ты сама трудоголик. Корпорация «Маккензи» — не моя первая любовь, но я знаю, что твоя-то — «Лэмпхауз», дорогая.

— Не смей такое говорить, Стюарт Маккензи!

— Ладно, беру свои слова назад. Моя вина в том, что нам приходится жить на ограниченные средства, и я теперь испытываю настоящий ужас перед нищетой.

— Даже не заикайся! Ты понятия не имеешь, что значит быть бедным. У тебя всегда был богатый отец, чтобы избавить от «жизни на ограниченные средства»!

— Он этого никогда не делал и не сделает. Деньги, которые я зарабатываю, я зарабатывал сам — для нас. Компания отца принадлежит ему одному, я просто его представитель в Великобритании. Я могу выйти из дела, когда захочу, я не связан с ним, Оливия. Заработанные деньги я вкладываю по своему усмотрению, вот почему «Лэмпхауз» — наше дитя. Это, быть может, слепок с его главной компании, но именно я собственными усилиями собрал капитал, чтобы выкупить его у твоего отца, я, а не Маккензи-старший. Может, я и выглядел плейбоем-миллионером, но работал как вол! Мне некого поблагодарить — кроме тебя, конечно, ты была на моей стороне с самого начала.

— Стюарт, я знаю, ты сделал это для нас!..

— И не говори, что я не забочусь о тебе и ребенке. Я о тебе забочусь, семья мне нужна больше всего на свете.

— Расскажи мне, почему ты развелся с Кристиной.

— Ты знаешь, я тебе уже говорил.

— Откуда мне знать, что ты сказал правду? Разве не могло быть так, что не она ушла от тебя, а ты ушел от нее с другой женщиной?

— Я бы не стал тебе врать по такому поводу, и ты это знаешь! Не понимаю, почему ты ведешь себя так неразумно, разве что ребенок не вовремя…

— Кто сказал, что не вовремя? Возможно, он не вписывается в наши планы, но я могу справиться и с «Лэмпхаузом», и с ребенком, да! Для меня здесь нет проблем — может быть, для тебя?

— Оливия, я больше не желаю слушать чепуху, которую ты несешь в раздражении. Мы можем сменить тему? Подарок к твоему дню рождения вот-вот прибудет.

— Ох, нет! — Оливия схватилась за голову. — Не хочу больше ничего знать о твоих проектах, Стюарт!

— Тогда ешь, а я откажусь от обустройства конюшни. Тебе ведь нельзя ездить верхом в… состоянии приближающего материнства. — Она была рада, что он не сказал «в положении». — Это скаковая лошадь, — лукаво добавил он.

— Скаковая лошадь? — испуганно повторила она.

— Породистый араб.

— А что насчет виноградника?

— Я думал, ты увлечешься виноградниками, дорогая.

— Стюарт, чтобы держать скаковых лошадей и виноградники, нам нужно не двадцать восемь акров земли, а гораздо больше!

— Нет проблем, в будущем мы всегда сможем прикупить. Конечно, сейчас все это отменяется, так как ты решительно не желаешь заниматься виноделием. Ну, а стойло для араба — лишь начало. Мы могли бы кататься на лошадях, иметь конный завод…

— Стюарт, я отказываюсь дальше слушать этот бред. В чем дело, ты можешь мне сказать?

— Да ни в чем, милая… Просто я чувствую, что здесь у нас большие возможности. Декоративные садики и клумбочки не приносят дохода, вино и лошади — приносят.

— Теперь я знаю, почему ты — магнат-миллионер, Стюарт! — гневно фыркнула она.

— Что с тобой? Ты боишься стать миссис мультимиллионершей?

— Если хочешь знать истинную правду, то да.

— Почему?