Любовный узел, или Испытание верностью

Она положила в ступку ландыш, лимонный бальзам, шалфей и подорожник, растерла как следует, затем добавила гусиного жира и миндального масла. Средство действовало лучше, когда готовилось из свежих трав, но среди зимы приходилось довольствоваться сушеными.

Эдон следила за ее действиями, положив подбородок на руки. Собственно говоря, она должна была сплести длинный кусок тесьмы, но отложила деревянные квадратики, успев справиться только с первыми шестью дюймами.

– У тебя действительно были стекла в окнах? – спросила она, с дрожью покосившись на промасленный лен, который пропускал в комнату совсем немного света, зато изрядное количество холода.

Кэтрин со вздохом улыбнулась.

– Да, у нас были стекла. Это, конечно, роскошь, которой мне теперь недостает, но я ненавидела и их тоже. Луи думал, что люди будут восхищаться им из-за этого и смотреть на него снизу вверх, но вместо этого пробудил одну зависть и осуждение. За мотовство осуждали меня, а не его, хотя именно его преследовала мания величия.

– А что с ним сталось сейчас?

Кэтрин пожала плечами.

– Не сомневаюсь, что продолжает добиваться своего. Потеря Уикхэма отбросила его назад, но ненадолго. Он сменит имя, сменит убеждения, хозяина и так далее, лишь бы было выгодно. – Ее веки дрогнули. – Эдон, меня это не волнует, разве что вызывает гнев. Я хочу забыть.

Она нервно выскребла маленькой ложечкой из рога готовую смесь из ступки в небольшой глиняный горшочек.

– Если бы я… – начала было Эдон, но тут же замолчала, потому что в покой вошла другая женщина и кинулась прямо к ним.

– Оливер вернулся, – возвестила она, задыхаясь. – Его только что тяжело раненного привез слуга на телеге!

– Тяжело раненного? – Эдон схватилась рукой за горло. Женщина кивнула.

– По крайней мере он без сознания.

Услышав это, Кэтрин побелела. Она быстро вытерла руки и схватила служанку за локоть:

– Где он?

– Внизу во дворе, где я его оставила. Там пошли за носилками и священником.

– За священником?! – Эдон уставилась на Кэтрин огромными глазами. – Боже милосердный!

– Присмотри, пожалуйста, за Розамундой, – сказала Кэтрин, схватила, сжав губы, сумку и устремилась из комнаты. Она так торопилась, что споткнулась на лестнице, подвернула щиколотку и ободрала руку о веревку, за которую схватилась, чтобы не упасть, – но все это она заметила гораздо позже. Ее занимало сейчас только одно: добраться до Оливера и отогнать от него смерть.

Когда она ворвалась в зал, Годард с другим слугой как раз вносили туда на веревочных носилках Оливера. Они прошли в боковой неф, где столбы, поддерживающие крышу, образовывали что-то вроде алькова, и бережно опустили тело.

– Годард, что с ним случилось? – выдохнула Кэтрин, не медля ни секунды.

Слуга повернулся к ней. Его глаза были обведены темными кругами от усталости.

– Бой на мечах, – кратко ответил он. – Сломаны кости и раздроблена щитоносная рука. Насколько тяжело, я не знаю.

Кэтрин бросилась на колени рядом с Оливером. Его лицо горело, как от легкого жара. Очень осторожно она принялась стаскивать одеяла. Он дрогнул и застонал, но глаза остались закрытыми.

– Не знаю, что вы делаете здесь, госпожа, – сказал Годард, – но я очень рад. Если кто-нибудь в силах помочь ему, то это вы.

– Сейчас некогда рассказывать, – отозвалась Кэтрин, не отвлекаясь от раненого – Ты был с ним, когда это случилось?

– Нет, госпожа.

Годард быстро передал ей все, что знал.

– Надеюсь, Рэндал де Могун будет вечно жариться в аду, – злобно сказала она и очень бережно сняла последний слой одеял. Оливер все еще был в гамбезоне, рубашке и тунике, хотя с левой руки все три одежды были срезаны. При виде ужасной раны молодая женщина невольно охнула.

– Мне пришлось зашить руку, – озабоченно хмурясь, проговорил Годард. – Знаю, что получилось плохо, но я промыл рану крепким элем, как вы с Этель мне показывали.

– Ты сделал все, что мог, – дрожащим голосом отозвалась Кэтрин. Ей хотелось громко зарыдать, но она гнала слезы, понимая, что ей понадобятся ясный взгляд и твердая рука. Реветь она будет после. Сейчас нужно быть сильной.

– Мне нужны горячая вода и хорошие крепкие ножницы.

Годард моментально исчез, чтобы достать требуемое. Кэтрин положила руку на лоб Оливера и ощутила лихорадочный жар. Она понимала, что этого могло не случиться, если бы она осталась в Бристоле, и буквально умирала от чувства вины. Несправедливо, что один-единственный неправильный выбор дает такие далеко идущие последствия. Но разве жизнь когда-нибудь бывает справедливой?

Она почувствовала, как шевельнулась кожа под ладонью. Оливер открыл глаза. Какое-то мгновение они были мутными и невыразительными, как слепые камни, затем прояснились и в них блеснула серая, как море, живая искорка.

– Кэтрин? – хрипло произнес он, и губы его сложились в безрадостную улыбку. – Святой Христос, теперь я знаю, что точно сошел с ума.

– Нет, я здесь. – Она дотронулась до его руки. – Почему, неважно. Это можно будет рассказать, когда ты поправишься.

– Ты думаешь, что я поправлюсь?