Любви вопреки

Забыв про родину и о том, что дома меня ждёт мать, я растворился в этих отношениях. А она во мне. Ради практики мы говорили друг с другом на разных языках. Она подтягивала мой турецкий, я её русский. Невероятно смелая, добрая и красивая – она украла мою душу, с первого взгляда. И разорвала на части, когда ушла. Когда её не стало, мне показалось, что весь Стамбул против меня. Каждая улица шепталась о нас мне вслед. Каждый угол этого проклятого прекрасного города грустно улыбался мне в ответ. Уезжая я ничего не оставил позади. Разгромил квартиру, перевернул кровать, выбросил наши фотографии и памятные вещи в воды Босфора и уехал не оглядываясь домой. Я забрал с собой лишь личный дневник Айгюн, в котором она до последнего дня писала о себе, обо мне и о нас. Она знала, что однажды уйдёт. Знала, что проживает рядом со мной свои последние дни. Но не смела признаться и рассказать мне об этом. Её любовь была настолько сильной, а сердце чистым, что девушка не захотела причинять мне боль. Она ушла и, слава богу, не видела в каком ужасном состоянии оставила, тащить груз нашей незаконченной любви.

Я благодарен Всевышнему, что хотя бы во снах могу видеть её. Обнимать её. Целовать вот так, словно она ещё жива. Будто бы мы не расставались никогда и со мной не случалось ничего из того ада, что произошло за последние полгода. Хоть бы все так и оставалось. Я бы не знал истинного лица своего близнеца, не встретил женщин, среди которых потерял личность. Мое сердце не рвалось бы к двум одновременно, а оставалось бы в руках одной единственной.

Запах её кожи затихает, секунду назад я гладил её шелковистые волосы, но вдруг проснулся и сладкий сон развеялся. На моем плече лежит рука незнакомого мне человека. Мужчина видимо потряс меня, пытаясь разбудить.

– Сынок, ты здесь спишь со времени обеденного намаза. Тебе некуда пойти? – спрашивает мужчина.

Огляделся вокруг и вспомнил, что приехал в мечеть, молился, а затем просто уснул. Ноги затекли от того, что сидел в неудобной позе. Спина, прижатая к стене, тоже неприятно ныла. В расслабленной руке чётки. Зевая, протираю лицо рукой, стараюсь окончательно проснуться.

– Кажется я заснул, – оправдываясь за своё пребывание здесь сказал я, – как раз совершу еще один намаз и пойду. Спасибо, что разбудил, отец.

Я не знал, как его зовут, а узнавать и ввязываться в новые знакомства нет никакого желания. Поднялся, покачнулся и пошёл в моленную зону. Минут пятнадцать прошло, когда я вышел и снова увидел того человека. Он явно ждал меня. Борясь с желанием пройти молча мимо я подошёл к мужчине. Он годился мне в отцы и поэтому не смог уйти не выслушав.

– Какие-то проблемы, отец? – спрашиваю я без особого энтузиазма.

– Это же я хотел спросить у тебя, сынок, – отвечает он, удивив меня этим. – Я сразу тебя заметил, как только ты зашёл в мечеть. Ты не в первый раз так сюда приходишь и сидишь в одиночестве, засыпая в итоге. Может быть, я не смогу тебе ничем помочь, но могу выслушать и покормить. Пойдём, станешь гостем от Бога и отведёшь душу.

– Спасибо отец, но ты прав, ты ничем не сможешь мне помочь.

Не зная, что говорить хотелось просто уйти. Я пережил тяжелую первую половину дня и был совершенно не готоа сейчас возиться с чьими-то прихотями. Обстановка начинает на меня давить, хочется вдохнуть полной грудью, ощутить свободу, почувствовать себя живым. Не быть ничьей тенью, не быть братом. Я – это я, впервые с того дня как переступил порог тюрьмы. Но теперь я один. Нет ни Игоря Борисовича, ни Шейды, ни Лейлы. Остался лишь один человек, которому я могу доверять – это я сам.

– Иногда, – мужчина из мечети поравнялся со мной, догнав на стоянке, – молчание намного красноречивее слов. Но ты не видишь ничего вокруг.

– Кто ты такой и чего хочешь от меня? – разозлился я. – Я не ясно выразился, сказав, что не нуждаюсь ни в чьей помощи?

– Поэтому ты приходишь в Дом Божий чаще, чем Он того просит? – вопросом на вопрос ответил мужчина. – Тебе, ведь, явно не интересны мои проповеди, – он сделал паузу, давая переварить его слова. – но приходишь, садишься с краюшка и молишься. Не знаю, отмаливаешь ли ты свои грехи или может за душу кого-то из близких просишь, но в одном точно уверен – у тебя большие проблемы, сынок.

В голове калейдоскопом вертятся отрывки из воспоминаний. Я, наконец, вспоминаю его, но больше узнаю по голосу. Потому что раньше я не обращал внимания на муллу, что руководил пятничной молитвой и просто слушал его голос. Я никогда не обращался к нему лично, поэтому не рассматривал лица так близко. Уйти сейчас, не обращая внимания на служителя Аллаха, казалось невозможным, но оставаться здесь тоже нет сил. Без того разум и сердце вступили в непримиримый бой, я не выдержу ещё испытания истиной и долгом. Открываю дверь машины и приглашаю мужчину присоединиться.

– Ты что-то говорил о том, что можем вместе покушать, отец? – напоминаю я. – Я ужасно голоден. Составишь компанию?

Тот обходит машину и садится на пассажирское сидение. Пристёгивается и поворачивается ко мне.