Любви вопреки

С самого начала стоило придти сюда, а не к Эмме. За час до утренней молитвы я забрёл в ближайшую мечеть от дома. Родственники и друзья ходят именно в эту мечеть, чтобы молиться за «меня». К моменту, когда я, совершив омовение, сидел в одном из углов и читал Коран, стали заходить старшие. Дедушка, дяди, кузены. Все собрались, кто мог приехать. Никто меня не трогал, не желая прерывать чтение Священной книги. И только после призыва Азана, я присоединился к остальным на джамаат (коллективный намаз). Мы просидели до рассвета, молясь за душу умершего, потом мужчины потихоньку стали расходиться. Когда людей осталось несколько человек, и мною уже никто не интересовался, дедушка, вдруг, подсел ближе ко мне. Какое-то время он вертел в руках чётки, а потом внимательно так посмотрел на меня. Мы сидели молча, сложив ноги и лишь звук перебивающихся чёток в наших руках выдавал, что каждому хотелось что-то сказать. Интересно, о чем он задумался? Дедушка молчал очень долго, но, наконец, заговорил.

– Кого ты обманываешь, сынок? – спросил он, ввергая меня в шок.

Я сотни раз представлял, как буду рассекречен и обвинён во лжи, но так и не придумал что скажу в своё оправдание. Что мне сейчас делать? Продолжать врать или признаться? Что я ему скажу?

– Я прекрасно помню, кого из своих внуков обучил этому, – он указывает костлявыми пальцами на чётки в моих руках, – а кто пропускал занятия по арабскому языку. Ты не умер. Но зачем-то пытаешь убедить нас в обратном.

Понимаю, что чтобы я сейчас не сказал, он все равно не поверит. Но выбор не велик. Никто не должен знать правду, не смотря на то, что мне очень бы хотелось поделиться тем грузом, что у меня внутри и попросить совета. Дедушка мог бы помочь в этом деле лучше всех, он многое повидал на своём веку, многому может научить.

«Olmaz!» (нельзя) – вдруг прозвучало в голове. Смешно, что мое прозвище «Турок» происходит именно из того, что я хорошо владею этим языком. Настолько, что в такие минуты, как сейчас, то есть волнительные и сложные, мои мысли звучат как раз по-турецки. Как, если бы, это был способ защитить свои мысли от посягательств чужого человека. Я легко могу заговорить на турецком, сам не понимая, что переключился на другой язык. То есть, мог. Раньше. Или когда сидел в тюрьме. Сейчас турецкий может звучать лишь в моей голове. У меня нет права на ошибку. Именно поэтому я вынужден солгать родному дедушке.

– Моя жена очень богобоязненная женщина, дедушка. – не моргнув глазом, сочиняю на лету. – Мы вместе изучаем религию. Она приучила меня к намазу.

– Хорошо, если это так. – недоверчиво смотрит на меня. – Не пристало мусульманину не знать азы своей религии. Уважаю невестку.

Наш разговор прерывает дядя. Он подходит, и просит меня выйти с ним на улицу. Дедушка машет рукой, говоря, что не против и вновь принимается за чётки. Мы с дядей выходим в дворик, прилегающий к мечети, садимся на одну из металлических лавочек. Я жду, что он скажет, но он все так же молчит. Дядя Хайрула в свои сорок пять лет выглядел немного старше, чем есть на самом деле. Потрёпанный жизнью мужчина, потерявший многое, но не сломавшийся. Похоронил первую жену, но женился повторно, из лучших побуждений. Чтобы Адам и Сабина не росли без материнской ласки. Но человек ошибся. Мадина невзлюбила детей мужа от первого брака и превратила их жизнь в ад. Сейчас все немного проще: Адам умер, а Сабина предпочла уехать в институт благородных девиц, то бишь, в Медресе. Хайрула и Мадина благополучно воспитывают двоих общих сыновей и, похоже, всех всё устраивает. Хорошо, что в этот период меня не было.

– Ты ходил к моей невестке, – вдруг произнёс он, выводя меня из собственных мыслей, – зачем?

– Просто. Захотел увидеть племянника. – ответил я, решив не говорить о том, что о ребёнке узнал случайно.

– Больше не делай так. Я скажу ей, чтобы брала сына с собой, когда приходит к вам. Ты не ходи к ней.

– Почему, дядя? Что плохого в том, что я интересуюсь племянником?

– Ничего. Совсем ничего. – он, наконец, поворачивает в мою сторону голову. – Я поэтому и говорю, пусть берет его с собой, когда будет приходить. Пусть ваши встречи происходят на людях, а не так.

– Как «так»? – передразнивая его интонацию, спрашиваю я. – Говори отрыто, что хочешь сказать? Ты не знаешь свою невестку? Подозреваешь? Дядя, я тебя умоляю. Эта девушка как первый подснежник, в чем ты хочешь её обвинить?

– Вот именно. Я ей полностью доверяю, – он делает паузу, – а тебе нет. – говорит с расстановкой, словно даёт словесную пощечину.

Несколько крепких слов вертится у меня на языке, но беру себя в руки. Уверен, он сказал эти слова из лучших побуждений, заботясь о репутации жены своего покойного сына. Но кому он их говорит! Мне? Серьезно? Да будь я кем угодно, Рустамом или Русланом, хоть чертом лысым, что он себе накрутил там в голове? Насмотрелся бразильских сериалов вместе со своей женой на пару? Какого низкого он обо мне мнения.