Любви вопреки

Она не придумала ничего лучше, чем пройти в дом. Герцог услужливо закрыл за ней дверь изнутри. И вновь случилось то, что и в первый раз – герцог заполнил собой все свободное пространство. У Кэт слегка кружилась голова. И еще она не чуяла под собой ног.

Надо собраться с духом, пока я окончательно не расклеилась!

– Возможно, вы не в курсе, ваша светлость, но кто-то – я подозреваю, что Энн, – распускает о нас грязные слухи. Вернее, она рассказала лишь о том, что мы с вами ненадолго уединились в зарослях, чтобы поговорить, однако каждый, кто это услышал, приукрасил историю на свой лад, благодаря чему она – история – изменилась до неузнаваемости. И, даже если все жители Лавсбриджа дружно показывают мне свое презрение, если вы уйдете прямо сейчас, я думаю, нет, уверена, что…

Герцог положил ей ладони на плечи:

– Мне известно о сплетнях, Кэтрин. Мне очень жаль, что я узнал об этом только сейчас. Иначе я бы пришел сюда гораздо раньше.

– Вот как… – Произошло именно то, чего Кэт так боялась. Бедная, бедная ее голова, превратившаяся в пустой скользкий горшок, в который угодили несчастные мышата, – ее мысли. Они все пытались куда-то бежать, но скатывались по скользким стенкам на дно – безнадежное темное дно. Впрочем, если мозг Кэт пребывал в полной растерянности, то тело помнило, чего хочет. Оно мечтало прижаться к Маркусу, вдыхать его запах и чувствовать, что находится в надежных и крепких руках. И еще оно желало вновь ощутить вкус его поцелуя.

– Я побеседовал с вашим отцом, и он разрешил мне навещать вас.

– Что? – Маркус вел себя странно. Зачем он говорит в то время, как должен ее целовать?

Он засмеялся и легонько встряхнул Кэт:

– Завтра я поеду в Лондон за специальной лицензией, и мы сможем обвенчаться…

– Обвенчаться? – В испуге она отшатнулась, и Маркусу ничего не оставалось, кроме как отпустить ее. – Вы в своем уме?

Или, точнее, в своем ли уме она, Кэт? Она годами грезила о свободе, о возможности жить так, как живет сейчас, – сама себе хозяйка, о возможности сочинять романы, и вот наконец ей улыбнулась удача и мечта стала явью. И при этом Кэт поймала себя на глупом, но таком остром желании поступить так же, как мисс Франклин: поставить крест на своей свободной, независимой жизни и начать новую, семейную, со всеми ее неизбежными проблемами.

Герцог насупился; брови его почти сошлись на переносице.

– Разумеется, я в своем уме.

– Тогда почему вы говорите о венчании? – Кэт не могла устоять на месте и принялась расхаживать по комнате, при этом старательно держала дистанцию – не приближалась к герцогу. Она боялась, что не выдержит и поддастся неожиданно сильному искушению последовать примеру мисс Франклин. Голос тела оказался сильнее доводов разума.

«Помни: для герцога брак равносилен смерти.

Он ошибается. Проклятие – не более чем глупое суеверие. Но если он прав…»

Кэт не хотела стать причиной смерти Маркуса.

– Я вас скомпрометировал. Как после этого я могу не говорить о браке с вами?

– Чепуха. Меня скомпрометировали не вы, а Энн.

Как-то глупо прозвучало.

– То есть я хочу сказать, что моя репутация в целости и сохранности. Вы же знаете, как бывает: желание посплетничать у людей в крови. Но скоро все поймут: этот шум – на пустом месте. Я даже думаю, что Энн, да и Джейн тоже пойдут на мировую и наша дружба возобновится. Не могут же они вечно обижаться на меня за то, что дом достался мне, а не одной из них! – По крайней мере, Кэт очень на это надеялась. – И даже если от моей репутации живого места не останется, ведь это я сама вас затащила в кусты, так что мне и отвечать за последствия. – Она слабо улыбнулась. – Помните? Вам не в чем себя винить.

Герцог продолжал хмуриться, глядя на нее. Что с ним такое? Ему бы впору плясать от радости и хохотать.

– А как насчет той дамы в уродливом чепце? Она видела, как я вошел сюда. Я даже ей помахал рукой.

Что за женщина? Ах, да, ясно.

– Только ни за что не говорите об этом ей!

Он в недоумении заморгал:

– Что я не должен говорить и кому?

– Миссис Грили – той самой даме, видевшей, как вы вошли. Вы не должны говорить ей, что ее чепец уродлив. Она портниха и болезненно относится к подобным замечаниям. Бедняга не переживет, услышав, что столичному лорду не понравился ее головной убор. Хотя, по совести, миссис Грили не слишком лестная оценка ее шляпы удивить не должна. Мама уже не первый год тактично намекает ей, что вкус у нее несколько прихрамывает.

– Тогда пусть не водружает себе на голову такое убожество. Хочется верить, что в платьях она разбирается лучше.

– Неизвестно. Впрочем, миссис Грили прекрасно исполняет то, что от нее требуют, и, как правило, обходится без самодеятельности. Однако с платьем Мэри вышла промашка – миссис Грили занесло, но по настоянию мамы та убрала все, что по мнению портнихи должно было украсить платье невесты. – Кэт от души рассмеялась. – Вы бы видели мамино лицо, когда Мэри вышла к нам вся в оборках, воланах, фестонах и бантиках. Папа сказал, что платье ее выглядит так, словно галантерейную лавку вырвало прямо на нее.