Люди

Дитер ушёл. Мэри взяла несколько печенюшек из деревянной плошки в центре стола.

– Итак, – сказала Анджела, обращаясь к Понтеру, – надеюсь, вы не возражаете против пары вопросов. Вы поставили то, чем мы занимаемся, с ног на голову.

– Я не специально, – ответил Понтер.

– Разумеется, – усмехнулась Анджела. – Но всё, что мы слышим о вашем мире, противоречит тому, что мы, как нам казалось, знаем.

– К примеру? – спросил Понтер.

– Ну, скажем, говорят, что ваш народ не занимается сельским хозяйством.

– Это так, – кивнул Понтер.

– Мы всегда считали, что сельское хозяйство – необходимая предпосылка для развитой цивилизации. – Анджела отхлебнула из своего стакана.

– Почему? – спросил Понтер.

– Ну-у… – сказала Анджела, – видите ли, мы считали, что только сельское хозяйство может обеспечить надёжный источник пищи, который позволил бы людям заняться другими делами: стать учителями, строителями, чиновниками и так далее.

Понтер медленно покачал головой, словно ошеломлённый услышанным.

– В нашем мире есть люди, которые решили жить простой жизнью, как жили наши предки. Как по-вашему, сколько времени у одного такого лица… – Мэри знала, что в языке Понтера имеется гендерно-нейтральное местоимение третьего лица; вероятно, это его Хак попытался таким образом перевести, – уходит на то, чтобы прокормить себя и тех, кто от него зависит?

Анджела слегка пожала плечами:

– Думаю, немало.

– Напротив, – сказал Понтер. – Совсем немного, если количество зависимых лиц невелико. Заботы о пропитании занимают примерно девять процентов времени. – Он остановился, то ли подсчитывая в уме, то ли дожидаясь, пока Хак произведёт пересчёт. – Где-то шестьдесят часов в месяц.

– Шестьдесят часов в месяц, – повторила Анджела. – Это будет… Боже, всего пятнадцать часов в неделю!

– Неделя – это семь дней? – спросил Понтер, глядя на Мэри. Та кивнула. – Да, всё верно, – подтвердил Понтер. – Остальное время может быть посвящено другим занятиям. У нас с самого начала было много свободного времени.

– Понтер прав, – сказал Генри Бегущий Олень. – Пятнадцать часов в неделю – это средняя занятость представителей племён охотников и собирателей и на нашей Земле тоже.

– Правда? – удивилась Анджела, отставляя стакан.

Генри кивнул:

– Сельское хозяйство было первым людским занятием, в котором результат был пропорционален затраченным усилиям. Если вы пашете поле восемьдесят часов в неделю, то вспашете вдвое больше, чем если бы пахали сорок. В охоте и собирательстве всё не так: если вы станете охотиться полный день, то перебьёте всю дичь на своей территории. В этом деле трудовой героизм контрпродуктивен.

Вернулся Дитер; он поставил стаканы перед Мэри и Понтером и сел на своё место.

– Но как можно жить осёдло без сельского хозяйства? – спросила Анджела.

Генри нахмурился:

– Вы что-то совсем не то говорите. Люди начали жить осёдло задолго до сельского хозяйства, ещё будучи охотниками и собирателями.

– Но… да нет же, я ж ещё со школы помню…

– А в вашей школе много было учителей-индейцев? – ледяным тоном спросил Генри Бегущий Олень.

– Не было совсем, но…

Генри взглянул на Понтера, потом на Мэри.

– Белые редко в этом разбираются, но тем не менее это так. Охотники и собиратели живут осёдло. Чтобы жить с земли таким образом, её нужно знать досконально: какие растения где растут, куда животные ходят на водопой, где птицы гнездятся и когда откладывают яйца. Нужна целая жизнь, чтобы изучить свою территорию по-настоящему. Переехать в другое место означает просто выбросить весь этот приобретённый тяжким трудом опыт.

Мэри вскинула бровь:

– Но земледельцы тоже вынуждены пускать корни… во всех смыслах.

Генри не оценил игры слов.

– На самом деле это земледельцы ведут кочевую жизнь, если рассматривать жизнь многих поколений. Охотники и собиратели ограничивают размер своих семей; чем больше лишних ртов, тем больше приходится работать взрослым. Но земледельцам большая семья выгодна: каждый ребёнок – это лишняя пара рук на поле, и чем больше у тебя детей, тем меньше тебе приходится работать самому.

Понтер слушал с явным интересом; его транслятор несколько раз издавал тихий гудок, но в целом он, похоже, не испытывал затруднений.

– Звучит логично, – согласилась Анджела не без сомнения в голосе.

– Ещё бы, – сказал Генри. – Но когда отпрыски земледельца подрастают, они должны уходить на новые места и заводить собственные хозяйства. Спросите фермера, где жил его прапрадед, и он наверняка назовёт какое-то далёкое место; спросите охотника-собирателя, и он ответит «здесь».

Мэри вспомнила о собственных родителях, живущих в Калгари; дедушек и бабушек из Англии, Ирландии и Уэльса – чёрт, а ведь она не имеет ни малейшего понятия, где жили её прадедушки и прабабушки, не говоря уж про прапрадедушек…

– Территорию, с которой кормишься, так просто не бросишь, – продолжал Генри. – Вот почему охотники-собиратели так уважают своих стариков.

Мэри тут же вспомнила, как Понтер посчитал глупостью то, что она подкрашивает волосы.

– Расскажите поподробнее, – попросила она Генри.

Генри отхлебнул из своей кружки.