Люди

– А что если на обследовании покажет что-то не так? И мы, и родители подписывали договор о безукоризненном применении препаратов, за его нарушение и нам, и родителям грозит уголовка.

Натали выразительно посмотрела на Оливию:

– А вот именно это тебе и не кажется подозрительным? Наказание за неприменение лекарств, которые нужны только тебе.

Оливия неопределенно пожала плечами и уставилась в тарелку.

– Я как-то просто не задумывалась.

– Ну да, с такой мутью, как у нас в головах, вообще как-то сложно задумываться, – съязвила Натали.

Оливия подняла на подругу глаза, та встрепенулась:

– Ой, прости, если что, я не хотела тебя задеть. Неделю назад я была такой же, я ощущаю эту разницу…

– Не извиняйся, меня это не зацепило, мне как-то…

– Все равно, – закончила Натали за подругу, – и это тоже побочка этих стремных таблеток. Не пей их, Олли. Ты должна ощутить это.

Оливия невнятно дернула головой, закусив губу.

– Я подумаю, – вяло ответила она.

– Я серьезно, – не унималась Натали. – С этим со всем что-то не так, и я хочу разобраться.

– Мне на следующей неделе на обследование. Не хочу, чтобы анализы показали, что я не принимала лекарства. Не хочу проблем для мамы.

– Это обследование всего раз в год. Пообещай, что ты сразу же после обследования перестанешь их принимать.

Натали вцепилась Оливии в плечо и уже чуть ли не тормошила ее, пытаясь привести в чувства. Но Оливии было все равно, она и рада была бы разозлиться или как-то более эмоционально ответить Натали, но ответила как обычно:

– Ладно.

Оливия стояла у окна, рассматривая, как соседский парнишка, живущий через дорогу, их новый сосед, что-то конструирует у себя во дворе перед домом. Он составлял досочки вместе, сбивал их молоточком, потом на конструкции появилась крыша, небольшая дырочка. И совсем скоро Оливия в этой поделке увидела домик для птиц. Она даже открыла окно и высунулась на улицу, чтобы повнимательнее рассмотреть домик. Но вдруг откуда ни возьмись на ее окно налетела черная сумасшедшая крикливая стая воронов. Оливия вскрикнула и захлопнула окно, с той стороны вороны царапали перьями стекло, зловеще шуршали ими, шоркали по крыше острыми когтями, дико каркали.

Оливия спряталась в глубине комнаты за кроватью, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце. Паническая атака – еще один из постоянных симптомов ее врожденной болезни. Сколько она себя помнила, предпаническое состояние всегда, словно тень, сопровождало ее, что бы она ни делала, куда бы она ни отправлялась.

Но сейчас все было как-то иначе: сильнее, ярче, страшнее, она ощущала, как во всем теле пульсирует кровь, как пульс отдает в разные части тела, как сердце вот-вот выскочит из груди, как что-то живое и до этого неизвестное поднимается из глубин ее существа. Что-то, что напоминает птиц, жаждущих выбраться из клетки и рвущих когтями оковы. Вороны давно улетели, но Оливия только спустя полчаса смогла прийти в себя, открыть глаза и опустить руки, которыми все это время сжимала голову.

Она неспешно поднялась на ноги и села к компьютеру. Сейчас она ощущала невероятную легкость во всем теле и небывалую ясность в голове. Вероятно, это именно то, о чем говорила Натали, думала Оливия. Она не была, как прежде, в плену жужжащих тяжелых мыслей, ватного отупения и безразличной пассивности. Но она также знала каким-то своим обострившимся чутьем, что это состояние временное и оно совсем скоро исчезнет.

Она не придумала ничего лучше, чем взяться, наконец, за сочинение по литературе.

«…Геракл освободится от власти Эврисфея, своего глупого и трусливого двоюродного брата, и получит бессмертие, совершив двенадцать подвигов», – прочитала Оливия. Она листала интернет-страницы дальше, и ее глаза остро вылавливали определенные фразы: «Гера наслала на Геракла безумие, узнав, что он счастлив…», «трусливый Эврисфей боялся Геракла и наблюдал за доказательствами подвигов с городских стен», «страшные птицы с медными когтями напали на жителей города Стимфала, Геракл спас город, что и стало его третьим подвигом».

В голове девушки как мозаика складывались события уходящего дня. Она раз за разом прокручивала диалоги с Натали и все больше вспоминала деталей, которые упустила в момент разговора. Она быстро набросала вопросы и выводы на бумаге, предполагая, что завтра уже может и не вспомнить всего, что пришло ей в мысли в новом состоянии.

– Олли, ужин готов! – позвала мама.

Девушке есть не хотелось, но она привыкла делать все по продуманному за нее распорядку дня. Если мама звала или говорила, как и что делать, значит, так и нужно было делать, ведь Оливия была не в состоянии строить какие-либо планы. Но сейчас ей это показалось совершенно несправедливым.

Девушка спустила в кухню.

– Олли, познакомься, это наш новый сосед, – прозвучало как гром среди ясного неба.

В прихожей, скромно переминаясь с ноги на ногу, стоял тот самый сосед через дорогу и держал в руках домик для птиц.

– Джей, – парень протянул руку Оливии, второй пытаясь удержать поделку.

– Оливия, – ответила девушка, проигнорировав его дружественный жест.